Алексей, расставив длинные в лыжных брюках ноги, смотрел вверх, лицо его было испуганно и восторженно.
-- Тсс! -- Он схватил отца за руку.-- Слышишь?
-- Нет... Что такое? -- спросил Петр Николаевич, напрягая слух.
-- Ну как ты не слышишь! -- прерывающимся шепотом сказал Алексей и посмотрел на отца круглыми счастливыми глазами.-- Осы! Их там три гнезда, вчера в темноте не видать было... Я случайно зацепил, как загудели! Слышишь? -- Алексей с восторженным ужасом опять посмотрел вверх.
-- Да, да, гудят! -- подтвердил Петр Николаевич, улыбаясь.
Но он не слышал никакого гудения, и на сердце у него стало нехорошо. "Вот уже и слышать хуже стал..." -- подумал он и, чтобы совсем не расстроиться, заторопился.
-- Пойдем, пойдем! -- пробормотал он.-- Поздно уже... Рюкзаки, ружья где?
-- Сейчас! -- сказал сын и беззвучно полез на чердак. Так же неслышно, с серьезным лицом он передал отцу один и второй рюкзак, ружья, тяжелые патронташи, натянул новые сапоги, спустился и тут только перевел дух.
-- Пошли! -- громко и бодро сказал Петр Николаевич и первый зашагал по траве за поскотину, туда, где, он знал, должна быть тропинка.
Тропинку долго не могли найти, промокли от росы, пошли наугад к темному высокому бору. Ноги вязли в траве, поляны были белыми от ромашек. "Сколько добра пропадает, не косят, какая глушь!" -- горько думал Петр Николаевич. Алексей шел сзади, спотыкался на кочках, часто и громко зевал, в рюкзаке у него брякало, этот равномерный слабый звук все что-то напоминал Петру Николаевичу и никак не мог напомнить.
Когда вошли в бор, сразу стала видна старая тропа. В бору было сумрачно, глухо; только оттуда, где за плотным рядом сосен лежала старица, робко пробивался голубой неверный свет. Немного погодя там, в таволговых кустах, запикала птица, песня ее была в два колена, очень проста: "пи-пи, пи-пи..." Алексей снова зевнул, споткнулся.
-- Далеко еще? -- сонно спросил он.
И будто ждал этого вопроса,-- в той стороне, где было совсем еще темно, взорвался глухарь и с частым тугим лопотом потянул между стволов. Идущие вздрогнули, остановились, у Петра Николаевича зашлось сердце: значит, и сейчас тут есть глухари!
-- Фу, как напугал! -- засмеялся он.-- Идем, потом поохотимся, хватит еще!
Но Алексей, не слушая, свернул с тропы и хищно пошел по беззвучному мху, по хвое и бруснике, держа ружье в руках. Петр Николаевич напряженно смотрел сыну вслед, каждую секунду ожидая выстрела, потом поправил ружье и тихо пошел дальше по тропе.
Он вышел на опушку, сел на поваленное дерево и стал ждать. Впереди было небольшое поле в тумане, за ним опять лес, потом снова должно быть поле, потом маленький еловый колок, затем кочковатая сырая луговина с жесткой осокой и наконец -- озеро, место всех давних охот.
Скоро показался Алексей и пошел к отцу, надевая ружье и смахивая что-то с лица.
-- Ну что? Ничего не попалось? -- спросил Петр Николаевич.
-- Ничего! -- точно радуясь, ответил Алексей.-- Зато глухо как! Грибов сколько, ягод... Как хорошо! Неужели мы тут целый месяц проживем! Здорово!
-- И прекрасно поживем! -- Петр Николаевич любовно посмотрел на сына.-Тебе понравилось? Я боялся, не понравится... А ты у меня молодец!
Они пошли заросшей тропинкой через луг к новому лесу, но теперь впереди шел Алексей, а Петр Николаевич смотрел на него и думал, какой у него вырос большой сын и как хорошо, что он именно с сыном приехал сюда.
3
Уже солнце поднялось высоко и роса держалась только в тени под кустами, когда охотники подошли к озеру. Они не торопились особенно, наслаждались глухой тишиной и потаенностью, подолгу сидели на опушках, смотрели, как тихо встает солнце, слушали стеклянный скрип журавлей, стуки дятла, пронзительный крик кобчика...
Подойдя к озеру, Петр Николаевич снял кепку, пригладил поредевшие волосы, стал жадно оглядываться.