Руки легко вырвались из снежного плена, а дальше пришлось собрать все силы, чтобы выползти под благодатные солнечные лучи. Ничего не соображая, я вертел головой по сторонам и пытался справиться с лавиной нахлынувших вопросов: почему лето? где я? кто я?
Кто я?! Именно этот вопрос дал толчок и заставил заработать замёрзшие мозги. Лёд. Я — Лёд. От этого слова по всему телу пробежала волна стужи, с которой холод сугроба не имел ничего общего. Лёд. Это слово намертво вмёрзло в мою душу и стало такой же неотъемлемой её частью, как имя, данное при рождении. Если не большей. Не могу сказать, что мне это нравилось — слишком уж мрачные и пугающие обрывки полузабытых воспоминаний пришли вслед за ним из глубин памяти. Лёд — сознание вновь рухнуло в тёмные подземелья, спрятанные в самом сердце моря стужи.
Судорожно вздохнув сквозь крепко сжатые зубы воздух, я скинул наваждение. Довольно! Хватит! Промороженная и стоящая колом фуфайка полетела на землю, но без неё стало даже теплее. Солнечные лучи обжигающими пальцами гладили по лицу. В синем с едва заметной проседью небе кружилось белое пятно птицы. Благодать. Живи и радуйся. Только есть одно офигенно большое «но»: как я здесь очутился?
— Чёрт! — прошипев проклятие, я сощурил глаза и попытался рассмотреть окрестности. Куда всё же меня занесло? Взгляд остановился на пустом постаменте посреди школьного двора. Ох, твою мать! Конечно, многие школы строили по одному типовому проекту, но даю даже не зуб, а всю челюсть, что это именно та школа, в которую я как последний дурак вломился под чёрный полдень. Только теперь её здание превратилось в руины.
Что здесь произошло? Как сейчас может быть лето? Не мог же я проваляться в сугробе без малого полгода? Или мог? Я приложил по лбу ладонь. Она казалась холодной, но вовсе не ледяной. И уж тем более не походила на кусок промороженной плоти пролежавшего шесть месяцев в снегу человека. Может, у меня амнезия? Получил кирпичом по голове или палёной водки перепил, вот и образовался провал в памяти?
Пока сознание мучилось над разрешением дьявольской головоломки, руки сами по себе начали проверять одежду и снаряжение. Я сплюнул. Снаряжение! Из оружия один засапожный нож и всё. Что радует — деньги на месте, и крестик на цепочке висит. О, ещё и пирамидка никуда не делась. Только не уверен, стоит ли этому радоваться. И одежда вроде вся цела, только проморожена. Ничего, оттаю.
А может я ледяной ходок? Зародившаяся в измученном мозге мысль испугала до судорог. Мертвяк? Несколько раз судорожно вздохнув, я попытался уверить себя, что это невозможно. Мертвяки не дышат и сердце у них не бьётся. А самое главное — такими дурацкими вопросами они не задаются. Я — живой! Ага, и провалялся полгода в сугробе… Отвали! У меня амнезия! Точка.
Задавив последние крохи глупых сомнений, я накинул на плечи фуфайку и через пустырь побрёл к ведущей в Форт дороге. Башмаки с чавканьем взламывали подсохшую корку земли и вскоре полностью скрылись под толстым слоем рыжей глины. Такое впечатление — на ноги нацепили пудовые гири.
Выбравшись на дорогу, я первым делом залез в лужу и постарался счистить налипшую грязь. Куда там! Только зря ноги промочил. Фигня, холоднее не стало. Тяжело вздохнув, посмотрел на высоко поднявшееся солнце — дело движется к обеду — и, сжимая в руке рукоять ножа, поплёлся по дороге. Мне бы, главное, развалины гаражей миновать, а дальше легче будет. В Форт пустят без проблем — вложенные в пластиковый файл документы не пострадали, — но до него ещё дойти надо. А с одним ножом это совсем непросто. Конечно, многие твари впали в летнюю спячку или откочевали на север, а отродья стужи сгинули до следующей зимы, но хватает и хищников, для которых сейчас самый сезон.