«Лес дремучий, " думал он вечерами, глядя на чернеющие вдали верхушки елей, над которыми медленно понималась ярко-оранжевая луна.
Там, наверное, вся нечисть живет, шептал Юрка, доедая уже остывший суп.
Нужно не нечисть бояться, ворчала мама, гремя ложками на кухне, А людей.
Люди страшнее всяких домовых и леших. От них -то все зло в мире, а не от рогатых чертиков. Люди сами портят все, к чему прикасаются. И нечего лишний раз на черта пенять, если у самого рыльце в пуху. Он тут не виноват.
От этих слов Юрка ежился, но каким-то глубинным чувством понимал, что мама была права. Нужно уметь самому отвечать за свои поступки, а не перекладывать вину на бабайку или злой рок. Так его с ранних лет учили родители. Так всегда говорила мама.
Мама часто ворчала. Почти всегда. Сколько Юра себя помнил, она никогда не была с ним ласковой.
Ну, разве, что на людях. Была у Надежды Петровны или Надюхи, как все в деревне ее называли, особенная, непонятная для Юрки черта характера уж очень она старалась быть хорошей для других. Очень переживала за общественное мнение и всячески старалась всем угодить. То соседке поможет, то подарит кому-нибудь что-нибудь, то похвалит кого-то. Словно от чужого мнения зависла ее жизнь.
На домашних, как ни странно, ее любовь и ласка не распространялась.
Папа же был полной противоположностью матери. Добрый, отзывчивый, мягкий, он никогда не старался произвести на кого-то приятное впечатление. Все происходило как-то само собой. Он просто жил и был настоящим. Каким, какой он есть. В то время, как мать всю жизнь лезла из кожи вон, пытаясь кому-то что-то доказать. Юрка был очень похож на него и даже гордился этим
.
Вылитый отец, не скрывая раздражения в голосе говорила мать, в очередной раз ругая сына за какую-нибудь проделку, Даже повадки все его. Ничего от меня не досталось
У Юрки и Сергея Геннадьевича были черные непослушные волосы и большие серые глаза на смуглом, слегка вытянутом лице. Взгляд этих глаз был настолько глубоким, и неподвижным что, немногие могли его вынести. Казалось, что глаза смотрят прямо в душу, пытаясь прочесть в ней все правду, что тщательно скрывалась от посторонних глаз. В целом отец и сын были красивы, но какой-то особенной, таинственной красотой, совершенно не подходившей для деревенского колорита.
Мать же напротив, была невысокой голубоглазой блондинкой. Слегка полноватой, но это ее нисколько не портило, а наоборот придавало ее фигуре особого шарма, свойственного настоящим русским женщинам, способным и коня на скаку и в избу дымящуюся. Такой и была Надя. Выходец из очень бедной и пьющей семьи, изо всех сил мечтающая вырваться из этого порочного круга нищеты и дурной славы. Доказать людям, что она «не такая».
Бабушка Зоя, папина мама, не любила Надежду. Да и Юрку никогда не привечала.
Разлучница!
Так говорила она при виде невестки. Мать часто менялась в лице, но дерзить и перечить свекрови не решалась. Сказывалось хорошее воспитание.
О чем она? спрашивал Юрка у матери, когда баба Зоя уходила по узкой тропинке к своей калитке.
Подрастешь узнаешь, коротко отвечала мать, и было видно, как неприятны были ей эти слова.
И Юрка узнал. Только не когда подрос, а чуть раньше.
Перед тем, как Юра должен был пойти в первый класс, в начале лета, прямо перед его днем рождения, баба Зоя умерла.
На похороны приехали все родственники. И среди этой многочисленной и малознакомой толпы была одна девочка, очень похожая на Юру.
Ее звали Варя.
Как позже сказала ему одна из папиных родственниц, Варя была дочерью отца от первого брака.
Серёга то, как с Надькой связался, так Вера его и выгнала, говорила папина двоюродная сестра тетя Таня, Вареньке тогда два годика было. Но теть Зоя Варю очень любила. Даже дом на нее подписала перед самой смертью.
Ну а что, продолжала тетя Таня, вытирая аккуратно свернутым бумажным платочком мокрый от пота лоб, Отец твой не помогал им никогда. Жили первое время впроголодь. А она наша, родная кровиночка.
Юрка украдкой смотрел на сестру и не мог разобрать своих чувств.
С одной стороны у него была обида. Обида за то, что родственники так и не полюбили его так же, как любили Варю. Для них он всегда был второсортным. Не внуком, а сыном разлучницы. С другой стороны он жалел Варю. Ведь у него был папа, которого Юра очень любил, а сестра росла без отца. Мальчик гордился этим своим превосходством над сестрой, и в то же время чувствовал себя виноватым. Будто бы он своим рождением отобрал у Вари папу.
Юрка хотел подружиться с Варей и даже заговорил с ней, когда детей усадили за отдельный поминальный стол, но девочка резко встала, бросив ложку в тарелку со щами, и ушла к взрослому столу. Тётя Таня с укором посмотрела на Юрку и что-то прошептала на ухо отцу. Сергей Геннадьевич взглянул на расстроенного сына. В его глазах читалось смятение.
Мальчик не знал, куда деться от стыда. Ему казалось, что все смотрят на него и все его ненавидят. Он уже сто раз пожалел о своей попытке познакомиться с сестрой, но было уже поздно.
Варя всю трапезу просидела среди папиных родственников. Она с удовольствием уплетала конфеты и изредка посматривала в сторону Юры. Юра чувствовал на себе ее взгляд. Но, когда мальчик имел неосторожность посмотреть на нее, она тут же отводила глаза.