Принеси, покажи, настаивал Охотник, обняв свой товар за плечи. Небось, дохлую подобрал? Девушка злобно зашипела, пытаясь отстраниться от своего захватчика.
Пойдем вместе. Заберешь плату и оставишь мне девчонку, попросил Ойгор. Ты же знаешь, мне трудно ходить.
Я товар предлагаю, ухмыльнулся Охотник. За платой бегать поищи кого другого. А у меня покупатель найдется.
Ойгор волновался. Ему показалось, что путь до аила и обратно отнял больше времени, чем должен был. Вдруг Охотник передумает? Но все ждали его. Очень уж хотели посмотреть, чем дело кончится.
К его возвращению зубоскалы уже нашли себе новую забаву. Кто-нибудь протягивал к девушке руку, будто намереваясь схватить, а она рычала, иногда даже клацала зубами, едва не вонзая их в плоть обидчиков. У Ойгора больно кольнуло в груди. Как можно так потешаться над живым человеком, словно это зверь какой?
Он кашлянул, привлекая к себе внимание, и развернул блестящую серебристую шкурку. Мужчины завистливо ахнули, кто и присвистнул. Мех был хорош густой и мягкий. Отлично выделанный, он играл и переливался на солнце. Что-что, а выделывать меха у Ойгора всегда получалось.
Охотник пощупал шкурку, даже понюхал ее, сосредоточенно сведя брови.
Дело, наконец сказал он. Забирай дичь. Да только шуба-то на ней моя. Пусть снимает.
Он практически вытряхнул девушку из теплой шубы, и она едва не потеряла равновесие. Ойгор и до этого обратил внимание на ее голые по колено ноги, но и подумать не мог, что под одеждой с чужого плеча она полностью обнаженная. Он отвел взгляд, быстро скинул свою собственную залатанную шубенку и протянул девушке. Неизвестно, что сегодня взбудоражило народ больше: вид редкого драгоценного меха или этой странной чужеземки.
Раньше он понятия не имел, зачем сохранил один из нарядов умершей матери, когда уходящим на небесные пастбища принято отдавать с собой абсолютно все их добро. А вещи эти Ойгор возил на зимовье как память о матери. И не оставлять же их гнить в сыром промерзшем аиле, где очаг умирал на зиму, потому что некому было его накормить.
Ойгор поманил девушку движением руки, не пытаясь схватить.
К коновязи ее привяжи на ночь, не то сбежит, насмешливо посоветовал Охотник.
Отсмеявшись вдогонку удаляющейся странной паре, все начали расходиться. Девушка шла чуть впереди Ойгора. Она не пробовала сбежать, лишь изредка оборачивалась, будто взглядом спрашивая дорогу. Мужчина же почти жалел о своем безрассудном поступке и не понимал, что его на такое подвигло. Он собирался обменять лисью шкурку очень выгодно. За нее могли дать приличный пучок стрел с железными наконечниками. Или целую охапку обычных деревянных. А на них Ойгор постепенно выменивал бы все, что понадобится для жизни. Он бы все лето прожил на одну такую шкурку много ли ему, одинокому, надо? А теперь почти нечего будет продать в стане. Вот глупец!
Ойгор окликнул девушку, указывая рукой на свой аил. Она покорно вошла, тут же замерев на входе и восторженно оглядывая тесное жилище.
Ты, видно, в лесу на дереве жила, усмехнулся Ойгор. Смотришь, будто к каану в гости забрела. Проходи же.
Он указал девушке на место у очага, но она боязливо глянула на огонь и уселась у стены прямо на постель Ойгора. По ее вискам уже текли струйки пота, и дикарка сбросила шубу. Собственная нагота ничуть не смущала ее. Ойгор же снова вежливо отвернулся. Он поставил на горячие камни очага глиняный кувшин и принес немного снега. Растопив его в кувшине и дождавшись, когда вода согреется, Ойгор подал девушке обрывок тряпки, подзывая ее поближе и показывая жестами, что так она сможет помыться. Девушка сообразила и, смочив тряпку, принялась стирать грязь с тела.
В это время Ойгор порылся в вещах и извлек перевязанный веревкой сверток. Раньше он понятия не имел, зачем сохранил один из нарядов умершей матери, когда уходящим на небесные пастбища принято отдавать с собой абсолютно все их добро. А вещи эти Ойгор возил на зимовье как память о матери. И не оставлять же их гнить в сыром промерзшем аиле, где очаг умирал на зиму, потому что некому было его накормить. Вот одежда и пригодилась.
Любопытство пересилило сдержанность. Дожидаясь, пока девушка закончит с мытьем, Ойгор украдкой рассматривал ее. Золотистую кожу незнакомки на плечах и груди покрывали веснушки. Он никогда еще не видел, чтобы у женщины так играли мышцы, хотя женщины в большом стане преспокойно выполняли и мужскую работу. Она наверняка сильная и выносливая. Какую жизнь ей приходилось вести прежде? Не убьет ли она своего спасителя во сне? На ее бедре и пояснице виднелось несколько тонких шрамов, как от когтей животных. Точнее, одного и того же животного, насколько Ойгор в этом разбирался.
Одежда, сказал Ойгор, протягивая девушке сверток и отмечая, что она даже волосы умудрилась вымыть таким скудным количеством воды.
Не понимаю, ответила девушка.
Видно, этим словам научилась она у Охотника. Не сделал ли он ей дурного?
Одежда, повторил Ойгор, подергав себя за штаны.
Девушка радостно закивала, принимая у него подарок. Ойгор присел на корточки у очага, задумчиво помешивая угли железным прутом. Он слышал, как за его спиной шуршит ткань. Подождав немного, Ойгор обернулся в надежде, что его гостья закончила одеваться, и рассмеялся в голос, да так, что брызнули слезы. Девушка озадаченно глянула на него, пытаясь натянуть войлочный чулок на руку. С остальными предметами облачения она так и не разобралась.