Вот и сейчас, когда закончилось всеобщее целование и обнимание, и все двинулись к накрытым по дачному обычаю под яблонями столам, «голландцы», конечно, были по-прежнему в центре внимания, а Митька и Юля рядом с мамой. «Придется бросить их одних посреди родни», с усмешкой подумал Борис. Ему самому надо было устроиться где-то рядом с Лешей, чтобы не откладывая в долгий ящик, поговорить с братом о своих делах, тем более что «дружеский визит» мог оказаться чересчур коротким.
А в том, что дела Бориса оставляли желать лучшего, сомнений не было. Странное дело, ведь работал он в конторе, которая, в общем-то, находилась в нефтяном русле. Ну, конечно, не у самой бензиновой трубы и даже не у нефтяной, но все-таки довольно близко к ней (по общероссийским масштабам) производственные договоры заключались непосредственно с нефтяными компаниями, и все начальники были довольно состоятельными людьми. Но Бориса денежный поток плавно обтекал, поскольку он так и остался обычным программистом в постсоветском научном пространстве.
Таких, как он, сорокалетних «бессребреников», по-прежнему работающих в их конторе, можно было перечесть по пальцам, остальные специалисты ушли после «революции» 90-х. Кто-то уехал за кордон, кто-то перешел на работу в открывшиеся представительства иностранных компаний, кто-то занялся предпринимательством. И уже вновь пришедшая в последние годы молодежь стремительно обходила Бориса практически на всех поворотах. Его попытка уйти в инофирму закончилась неудачей не выдержал испытательного срока. И дело было не в отсутствии необходимого опыта или недостаточной квалификации, просто он не мог играть по новым правилам. Не мог и не хотел учиться.
Борис не умел просить. Никогда. Раньше это осложняло ему жизнь, но не сильно можно было прожить. Мальчик из обеспеченной семьи советской интеллигенции мог себе позволить некоторые аристократичные черты характера, так же, как некогда дворянский сын с приличным доходом и образованием мог оставаться прекраснодушным. Родители обеспечили Бориса всем необходимым, для того, чтобы жить в ладу с самим собой, не вступая в отношения с властью чаще, чем это было нужно, чтобы «жить, учиться и работать, как завещал великий Ленин, как учит Коммунистическая партия». Почему-то строчки из «Торжественного обещания юного пионера» прочно засели в голове Борьки, хотя пребывание в комсомоле особого следа в сознании не оставило, кроме некоторого стыда, а в партию Борис так и не вступил. Если бы он собирался делать карьеру Но он не собирался.
Он слишком рано понял, что особых высот в науке ему достичь не удастся. То есть тогда ему казалось, что это так. Хотя, вполне возможно, что он сам задавал для себя абсолютные высоты, в то время как у других был относительный отсчет. Борис и тогда плохо знал правила игры, а, может быть, она его не слишком увлекала. В то время его влекла любовь. Но из попытки жить страстями, не обременяя себя заботами о хлебе насущном (что при наличии высшего образования в эпоху развитого социализма было нетрудно) ничего не получилось его первая любовь осталась единственной, но абсолютно недосягаемой. Марина Сейчас Борис не знал о ней ничего.
Марина, «Морская», стихи Цветаевой, море, Крым Борису казалось, что всё это было вчера, настолько яркими и четкими были воспоминания. Казалось, он чувствовал запах цветущей акации, дурманящий и сладкий, от которого кружилась голова, терялось ощущение реальности. Этот запах заполнял всё окружающее пространство, и даже ветер с моря не мог его заглушить.
Борису с самого начала все представлялось чудом. Когда отец сказал ему про путевку в Артек, мальчишка даже не сумел обрадоваться, настолько сильным было удивление ведь для того, чтобы поехать в этот легендарный лагерь, надо было совершить если не подвиг, то что-то героическое уж точно: предотвратить крушение поезда или собрать больше всех хлопка. Маленький Борька обожал книги Гайдара с тех самых пор, как отец прочел ему вслух «Голубую чашку». Честно говоря, Борис и теперь считал ее отличной повестью, хотя количество прочитанного после уже практически не поддавалось исчислению. Но тогда, в детстве, впечатление от этих книг было столь сильным, что его не смогли затмить ни Майн Рид, ни Жюль Верн, ни даже романтический Джек Лондон. И казалось, что путевка в Артек открывала дорогу в ту необыкновенную, книжную, чистую и светлую жизнь, где все честно и весело смотрят в глаза друг другу, поднимая руку в пионерском салюте. Борька подвигов не совершал, он и пионером-то уже не был, но путевку получил, и, оказалось, что он не один такой. И жизнь в лагере мало напоминала ту, о которой писал Гайдар, но Борис вскоре перестал это замечать он познакомился с Мариной.
Борису с самого начала все представлялось чудом. Когда отец сказал ему про путевку в Артек, мальчишка даже не сумел обрадоваться, настолько сильным было удивление ведь для того, чтобы поехать в этот легендарный лагерь, надо было совершить если не подвиг, то что-то героическое уж точно: предотвратить крушение поезда или собрать больше всех хлопка. Маленький Борька обожал книги Гайдара с тех самых пор, как отец прочел ему вслух «Голубую чашку». Честно говоря, Борис и теперь считал ее отличной повестью, хотя количество прочитанного после уже практически не поддавалось исчислению. Но тогда, в детстве, впечатление от этих книг было столь сильным, что его не смогли затмить ни Майн Рид, ни Жюль Верн, ни даже романтический Джек Лондон. И казалось, что путевка в Артек открывала дорогу в ту необыкновенную, книжную, чистую и светлую жизнь, где все честно и весело смотрят в глаза друг другу, поднимая руку в пионерском салюте. Борька подвигов не совершал, он и пионером-то уже не был, но путевку получил, и, оказалось, что он не один такой. И жизнь в лагере мало напоминала ту, о которой писал Гайдар, но Борис вскоре перестал это замечать он познакомился с Мариной.