Мам, а нам еще долго идти? вывел Дилю из задумчивости голосок Алишера.
Ты устал, сынок?
Нет, совсем не устал. Я просто так спросил.
Ну, тогда давай вместе считать Нам какой дом нужен?
Сорок третий.
Правильно. А сейчас мы проходим около двадцать пятого. Сколько еще домов надо пройти?
Восемнадцать! подумав всего полминуты, весело сообщил Алишер, сверкнув глазами из-под козырька джинсовой бейсболки.
Думай, балда! рассмеялась Диля. Дома на этой стороне улицы нечетные, а на другой четные!
А Понял! Тогда девять! И вовсе я не балда. Балда это работник из сказки, который попа обманывал. Не знаешь, что ли? Мне бабушка читала.
Сорок третий.
Правильно. А сейчас мы проходим около двадцать пятого. Сколько еще домов надо пройти?
Восемнадцать! подумав всего полминуты, весело сообщил Алишер, сверкнув глазами из-под козырька джинсовой бейсболки.
Думай, балда! рассмеялась Диля. Дома на этой стороне улицы нечетные, а на другой четные!
А Понял! Тогда девять! И вовсе я не балда. Балда это работник из сказки, который попа обманывал. Не знаешь, что ли? Мне бабушка читала.
Да знаю, знаю Меня бабушка в детстве тоже балдой звала, когда сердилась. А в общем, ты молодец. Хорошо считаешь. В школу пойдешь, сразу отличником будешь.
А потом?
Что потом?
Ну, после школы Что я потом буду делать?
Потом Потом ты в институт поступишь! И закончишь его с красным дипломом!
А у тебя диплом есть?
Нет. У меня нету.
А почему?
Я не успела институт закончить, вздохнула Диля. Только два курса проучилась. Бросила.
Почему?
Потому что ты родился. Потом мой папа, твой дедушка, умер. Потом голос Дили дрогнул, и она поспешила сменить тему. Неважно, в общем. Ты не замерз?
Нет. Нормально.
Давай я сумку понесу!
Нет. Я сам.
Ну, сам так сам Расскажи мне тогда что-нибудь.
Хочешь «Медного всадника»? Мы с бабушкой учили.
Хочу. Давай, валяй «Всадника».
Положив на грудь руку и старательно прокашлявшись, малыш вздернул вверх голову, перехватил сумку с одного плеча на другое, вздохнул и звонко, очень торжественно начал декламировать:
На берегу пустынных волн
Стоял он, дум великих полн,
И вдаль глядел. Пред ним широко
Река неслася
Диля изо всех сил сжала губы, чтоб не улыбнуться ненароком. А может, чтобы не заплакать. Слишком уж грустно и комично выглядел Алька на этой безлюдной чужой улице, под унылым мелким дождем замерзший маленький таджик с котомкой через плечо и с Пушкиным на устах. Но ничего, пусть вдохновляется. Так и дороги не заметит. Язык до Киева доведет, а Пушкин до дома номер сорок три на Комсомольской улице. И к чему Диля способности своего сынишки будет дальше «приспосабливать», интересно? И память у него отличная, и соображает быстро, и схватывает все на лету.
Она, кстати, тоже в детстве, мама говорила, очень большие способности проявляла. И в школе хорошо училась В обыкновенной душанбинской школе, что на улице Колхозной в Гиссарском жилом массиве. В их классе, помнится, много русских ребят было. А потом, когда в городе путч начался, занятия в школе прекратили. Потом вернулись никого из русских почти не осталось. И учиться она хуже стала. Не в том смысле, что поглупела, а от страха, наверное. Сидела тихой мышкой, не высовывалась. Так мама велела. Мама и в школу на собрания больше не ходила папу просила. Он уважаемый был человек. Врач. Хирург. С виду гордый, неприступный сын Памира, а на самом деле добрый и тихий человек. Если бы тогда не подкосило его известие о дочкиной беременности, может, и сейчас был бы жив, как знать
Нет, стоп. Нельзя ей сейчас об этом думать. Нельзя цепляться за прошлое, хоть оно и норовит проникнуть во все щели. Удивительно, как настырно оно о себе напоминает вроде и момент для этого самый неподходящий. Холод, дождь, длинная улица, неизвестность. Надо собираться с силами, надо определяться с судьбой, надо сжимать себя в твердый комок, а она вместо этого в воспоминания ныряет, как в спасительный теплый омут. Нет, не осталось ничего в теплом омуте! Высох давно! Вперед, вперед, к дому номер сорок три
Дождь неожиданно кончился, и слабые солнечные лучи нерешительно пробились сквозь тучи, заиграли желтизной листьев, жалко сгрудившихся у кромки тротуара. Диля остановилась на секунду, подставила под солнечный луч лицо. Ах, как хорошо. Вот так бы и стоять на месте соляным столбиком, и никуда не идти, не определять свою новую судьбу. Потому что страшно. Сил нет, как страшно подходить к дому номер сорок три. Чем ближе, тем страшнее.
Алька меж тем все строчил своего «Медного всадника», даже рукой размахивал себе в помощь. Она однажды у мамы спросила почему именно Пушкин? Ее тоже в детстве Пушкиным пичкала, и Альку вот А мама ответила Пушкин, он везде Пушкин. Что в России, что в Европе, что в Азии. Везде, мол, пригодится, куда судьба ни занесет. Ну, вот, занесла. И что? Как им поможет Пушкин? Разве что длинный путь скоротать?
Попавшаяся навстречу пожилая женщина удивленно уставилась на декламирующего Альку, потом улыбнулась недоверчиво, покачала слегка головой непонятно было, то ли одобрила, то ли осудила. Диля повернула к сыну голову, вслушалась