Готовили нас на славу и свободного времени практически не оставалось.
Порадуйте «дядю» и скажите, что вы сегодня получили по тактике? как-то раз спросил меня Олив.
Двенадцать, ответил я, внутренне гордясь успехами и наивысшей оценкой. В отличие от гимназии, в Школе успеваемость оценивали именно по 12-ти бальной системе.
Двенадцать? он театрально схватился за голову. Что же вы наделали? Так опозорить нашу славную Школу! В следующий раз я жду от вас единицы.
На самом деле в Школе хватало превосходных учеников, а на отстающих смотрели с неодобрением. Но это была проверка, и я был обязан ее пройти.
Прошел я ее блестяще, специально получив на следующем уроке единицу и доложив «дяде».
Вы идете к успеху, только и сказал он. А уже потом стал делать все возможное, чтобы я получал как можно более высокие оценки. Думаю, Сережа Олив был славным парнем.
В комнате я сошелся с двумя юнкерами. Одного звали Скалон Георгий, а второго Звегинцев Коля. Уже на вторую неделю мы стали друзьями и нас прозвали «трое с Невского» именно так назывался проход, где стояли наши кровати. Ребятам приходилось тяжелее, чем мне, и я, как мог, поддерживал их морально. Парни признавали мое лидерство, но особенно сильно я им не злоупотреблял.
Да когда же это кончится? сидя на кровати, вопрошал Звегинцев Коля. Он старательно начищал пуговицы мундира. А их насчитывалось целых десять штук, и это только на груди. И все должны блестеть.
Вообще, форма наша выглядело красиво. Юнкера и корнеты любили «форсить» в ней по городу.
Повседневная включала алую бескозырку с черными кантами, защитный китель, синие рейтузы с красным кантом при высоких хромовых сапогах и шпорах. Сабля, портупея и пояс надевались поверх кителя и серой, светлого тонкого сукна, шинели. А парадная состояла из мундира-кивера драгуна наполеоновского времени с гвардейской звездой, красно-чёрного пояса и длинных брюки-шоссеров с красными генеральскими лампасами. К ботинкам прилагались шпоры, белая гвардейская портупея и белые замшевые перчатки. Правда, и содержать вещи в требуемом порядке занимало массу времени.
А я вот мечтаю об первом увольнении, поднял глаза к потолку Гоша Скалон. Давайте завалимся в «Доминик», предложил он. За последние недели мои друзья только и делали, что мечтали о том кафе или ресторане, где смогут и «себя показать и на барышень поглазеть». «Доминик» открыл какой-то швейцарец, и он считался весьма популярным местечком. Правда, у друзей мнения о возможном ресторане менялись с такой же периодичностью, как мы заучивали любимых барышень наших «дядей».
Да ну его, этот «Доминик», возразил Звегинцев, охотно ввязываясь в спор. Говорят, там Федор Михайлович тысячу рублей проиграл. А я не хочу.
Полдела сделано, осталось уговорить принцессу, я фыркнул. Тысячи рублей деньги приличные. На такую сумму можно вполне комфортно прожить целый год. А Достоевский действительно проиграл в «Доминике» тысячу, об этом весь город знал. Гений русской литературы был человеком азартным, и не мог пройти мимо бильярда или карточного стола.
В смысле, Мишель? удивился Скалон, называя меня на французский лад. Несмотря на войну 1812 г. и те страшные страдания, что принес Наполеон, в высшем обществе России французский считался весьма важным языком общения. Какая принцесса?
Из одной восточной сказки, охотно пояснил я. Моих шуток они временами не понимали. Страшный, как смертный грех, косоглазый и кривоногий вор из Багдада как-то сказал, что никогда не женится, пусть даже его посватают на принцессе. А веселый мудрец ему ответил: подождем, пока ты не изменишь к лучшему своего мнения о китайской либо индийской принцессе. Тогда я скажу: полдела сделано, остается только уговорить принцессу.
Друзья засмеялись. Соседи по комнате поглядывали на нас с завистью. Мы, «трое с Невского», считались самой веселой и верной компанией во всем эскадроне.
Да, принцесса это хорошо, откинувшись на кровать, задумчиво протянул Коля. Они все такие такие он мучительно подбирал слова, пытаясь произвести впечатление опытного ловеласа. Мы с Гошей все его «галопы» знали наизусть. Такие очаровательные.
Не буду врать, с принцессами не знаком. Я по ним не ходок.
Слушайте, друзья, мне же братец гостинцы прислал. Французский паштет пальчики оближешь. А еще папиросы «Сенаторские», высший сорт, десять штук за шесть копеек. Покурим? отсмеявшись, предложил Звегинцов.
Покурим. Отчего не покурить? откликнулся я. А Коля глубокомысленно заметил:
Если говорить начистоту, то маленькая тонкая папироска отнюдь не безобразит хорошеньких дамских губок, а придает им неповторимую пикантность.
В те времена курили много. Особенно офицеры и чиновники. Но и дамы из высшего света не оставались в стороне. В табаке не видели ничего вредного для здоровья. Его даже изредка прописывали врачи.
Все наши учителя, кроме ветеринарного врача и преподавателей языков, были кадровыми офицерами. На одном из уроков по артиллерии Звегинцев отвечал у доски. Неожиданно в класс зашел бравый генерал Штопс он изредка инспектировал нашу Школу и, будучи сам ее выпускником, пользовался нашим уважением.