Нет, я не думал над этим.
Тебе бы с моим Коляничем поговорить, сказал я. У вас даже слова одинаковые.
Зойка тихо засмеялась.
Ну, тогда я за тебя спокойна, сказала она. Я думала, тебя некому учить уму-разуму. Я поехала домой. Не провожай меня. Счастливо служить.
Зойка повернулась и побежала к автобусу. Я слышал, как полы плаща хлопают по ее коленкам. Я догнал ее. Все это было так странно и так непонятно мне зачем она пошла со мной, почему так быстро убегает, или ей просто неинтересно?
Зоя, сказал я, а завтра
Она не дала мне договорить.
Слушай, Володька, не выдумывай ты ничего, пожалуйста. Будешь объясняться в любви я посмеюсь, и все. Ну, какая может быть любовь?
Самая настоящая, уныло ответил я.
Подошел автобус, и Зойка уехала.
Вот и все, что было. Я вспоминал тот вечер, прыгая с камня на камень, подгоняемый ветром, и вдруг каменная гряда оборвалась. Море уходило от моих ног куда-то далеко-далеко, и вдруг с неожиданной остротой я впервые понял, почувствовал, что я здесь именно затем, чтобы жить для других. Я, рядовой Владимир Соколов, стоящий на самом что ни есть крайнем кусочке нашей страны, на этом камне, впереди море, чужие государства и чужие люди, а за спиной все мое и Ленинград, и мама, и Колянич, и завод, и Зойка, и мое будущее все там!
2.
Катер все-таки пришел.
Он болтался на волнах, подальше от камней, и мы с Эрихом еле-еле добрались до него. Эрих сидел на веслах, а я пытался ухватиться за борт катера, но набегала волна, и руки срывались. Ладони у меня были ободраны до крови. Ребята на катере изловчились, бросили конец, и лодка начала болтаться рядом с катером.
Глядеть по сторонам было некогда. Я принимал канистры с дизельным топливом, ящики с продуктами, какой-то мешок должно быть, валенки
Отвезете и возвращайтесь, крикнули с катера. Только тогда я увидел двух офицеров. Одного я узнал сразу комендант нашего участка. Другой был незнакомый.
Мы проскочили между камней, хотя я боялся отчаянно накат был не приведи бог, и ничего не стоило врезаться в каменную глыбу. Но Эрих все-таки лихо умел управляться с лодкой. Когда камни остались позади, я крикнул ему:
Видел?
Эрих кивнул.
Начальство зря не ездит! снова крикнул я.
Действительно, зачем приехал сам комендант участка, если мы виделись с ним одиннадцать дней назад?
Тогда перед отправкой на пост нас всех пригласили в канцелярию заставы, и там мы увидели коменданта, подполковника Лободу. Мы построились. Сырцов доложил. И вдруг подполковник сказал:
Садитесь. Будем знакомиться. Начнем с вас? и поглядел на меня. Просто я сидел ближе всех. Так получилось.
Я встал (школьная привычка, но и в армии тоже полагается вставать), назвал себя и добавил:
Рабочий, сварщик с «Коммуниста».
Знаменитый завод, кивнул подполковник. Хорошо работали?
Обыкновенно, ответил я.
На таком заводе, и обыкновенно?
Ну, норму давал Иногда больше выходило.
Прожекторист?
Так точно.
Ну, что ж, улыбнулся подполковник, хорошо, что есть рабочий класс. А хотите, товарищ Соколов, поспорим?
Прожекторист?
Так точно.
Ну, что ж, улыбнулся подполковник, хорошо, что есть рабочий класс. А хотите, товарищ Соколов, поспорим?
Я растерялся. Комендант предлагает мне спор! А у него черные глаза так и поблескивали.
Давайте спорить, что когда вернетесь на завод, захочется вам работать необыкновенно. Не так, как раньше. А?
Я, конечно, не мог с ним спорить. Наверное, так оно и будет, чего ж тут спорить-то?
С вами ясно, сказал подполковник. Вы?
Теперь встал Костька.
Был школьником.
И не попал в институт, в тон ему добавил подполковник. Куда поступали?
В университет, на юридический.
На чем же срезались?
На сочинении. Восемь ошибок.
Многовато. Вы?
Поднялся Эрих. Сказал: «Рыбак». Подполковник оживился. Сам, должно быть, любил рыбалку.
Вы откуда?
Вихтерпалу. Колхоз имени Дзержинского.
И давно вы рыбачите?
С детства.
Ну, а что ловите?
Килька. Камбала. Летом угорь.
А я-то и не знал, что Эрих рыбак! Он похож на артиста, даже в этой форме. Как будто надели на артиста форму, и он играет солдата. А он, оказывается, рыбак!
Кто у вас родители, товарищ Кыргемаа?
Отец рыбак. Дед рыбак. Все рыбаки.
Хорошо. Теперь вы.
Встал Басов и, мучительно краснея, так, что даже слезы выступили на глазах, сказал, что он дояр. Я невольно улыбнулся: первый раз услышал о такой профессии. А подполковник снова оживился:
Вот как? Где же вы работали? Басов ответил:
Под Лугой, в совхозе.
Какие у вас были надои?
Четыре тысячи. Четыре двести.
Ого!
Думал, больше смогу.
Потом сможете. После службы.
Я не выдержал:
Чего говорить об этом?
Вы, значит, о будущем не думаете?
Да так промямлил я.
Вдруг вскочил Костька.
Незачем думать, товарищ подполковник. Мы должны охранять государственную границу и меньше думать о гражданке. Я так полагаю.
В комнате стало тихо. Костька, не отрываясь, смотрел на подполковника. Тот отвел глаза:
Конечно, должны охранять. И хорошо охранять, товарищ Короткевич. Но разве при этом нельзя думать о будущем? Здесь вы пробудете полтора года, а впереди вся жизнь.
Мне стало жалко Костьку: попал парень впросак из-за меня. Надо выручать. Я поднял руку: разрешите? Подполковник кивнул. У него все время было веселое лицо: видимо, ему нравилось, что мы так разговорились.