— Уверяю вас.
— Но вам он дал только виконта...
— Он следом предложил барона, — пояснил я заговорщицки, — за одно пустяковое задание. И еще подтолкнул на тропку, где я получил графа. Так что я, помимо всего, еще и граф. Более того, я — бургграф!
Он изумился.
— Быть того не может!
— Но так оно и есть, — сказал я. — Давайте пройдемся по дворцу. Я хочу с ним ознакомиться, так сказать.
Мы шли и по дворцу, и по двору вокруг, затем я в сопровождении сэра Стефана не поленился побывать на всех башнях, прошелся даже по опоясывающей замок стене и в конце концов вышел в город. У меня перед глазами все еще улицы Тараскона, потому патриархальная чистота и целомудренность Вексена подействовала, как глоток холодной чистой воды в жаркий день.
Вон проехал богато разодетый купец, ножны меча украшены рубинами и сапфирами, но меч привязан к седлу, ибо еще постановлением Фридриха I крестьянам нельзя носить копье и меч: мирных людей обязаны защищать рыцари, даже купец не смеет опоясываться мечом, а должен привязывать его к седлу, потому что меч у пояса — это намек на то, что король не справляется со своей прямой обязанностью обеспечить мир и покой в своей стране.
Здесь в силе и другой указ того же Фридриха, по которому опоясываться мечом по-рыцарски не смеют и сыновья священников, дьяконов и крестьян.
Правда, что-то многовато в городе монахов и вообще людей духовенства, а под их просторными рясами можно прятать целые арсеналы.
— В каких отношениях король с духовенством? — спросил я.
Стефэн промямлил, отводя глаза:
— Его Величество — король-воин, все внимание отдает знатным рыцарям и могущественным лордам...
— Понятно, — прервал я. — Похоже, что Барбаросса с церковью разосрался. Что, его науськали отобрать у монастырей часть земель? Или обложил их новым налогом?
Стефэн сказал неохотно:
— Но в самом деле монастыри слишком уж... зажрались. У них право неприкосновенности, у них льготы, налоги почти не платят...
— Понятно, — повторил я. — Когда нож у горла, то вопим: церковь, помоги, а когда беда миновала, то почему и не пощипать жирных попов?
Он усмехнулся.
— Почти так.
— То-то у постели короля какой-то деревенский попик! А где архиепископ Кентерберийский? Умный человек, кстати, хоть и на вершине власти. Где он?
Сэр Стефэн виновато развел руками, словно это он поссорился с духовенством.
— Обиделся, уехал...
— А почему тогда здесь эти? — спросил я и указал на человека в рясе, он, смиренно сунув руки в рукава и склонив голову, пробирался вдоль стен домов, стараясь ни с кем не сталкиваться. — Это не обидчивые?
Он снова виновато развел руками, разделяя вину своего сюзерена.
— Кто-то же должен стоять на посту... даже если монархи ссорятся?
— Верно, — вздохнул я. — Подвижники всегда и вытаскивают мир из дерьма. Но сперва мир там наплещется, наглотается...
За то время, что я не был в этом королевстве, ничего не изменилось, да и что могло измениться за пару месяцев? Но вот, как мне кажется, все же и тогда на улицах городов было меньше этих закапюшоненных монахов.
Конечно, даже поссорившись с королями, церковь продолжает вести церковную пропаганду на их землях, миссионерство — едва ли не главная забота церкви, однако, как мне кажется, пятый монах, попавшийся нам по дороге за короткий отрезок времени, — это многовато для стольного града.
Вообще мне очень не нравятся эти фигуры с надвинутыми на глаза капюшонами. С одной стороны, все понятно: монахи стараются отгородиться от мирских страстей и желаний, не смотрят по сторонам, чтобы не увидеть голых баб или что-то еще греховное, такие убеждения и стремления к духовной чистоте надо уважать, но, с другой стороны, надень вот такую рясу с капюшоном террорист — и можно разгуливать перед полицейским участком, не говоря уже о том, что под свободно ниспадающей рясой можно спрятать как турнирные доспехи, так и туеву кучу оружия.