Чего мычишь, Беролом? не выдержал молодой. Помогает?
Да уж раз двадцать пытался, ни разу до ремня дело не дошло развел руками Беролом, и весь дозор отозвался оглушительным хохотом. Воин же повернулся к бородачу в кольчуге: Так чего там далее было-то, боярин? Выбрался ты из сей передряги али забила тебя супружница до смерти?
Ээ почесал тот в затылке. О чем это я? Ааа, да. В общем, чего там дурная баба себе удумала, я на тот миг еще не сообразил, и потому всерьез помыслил, что злой дух в нее вселился. А как духов изгоняют? Знамо, водою колодезной. Ну, я, от колотухи оберегаясь и супружницу покамест не трогая, через дом пробежал да во двор, и вниз, и к коновязи. Там аккурат бочка с водою стояла. Я до нее добег, наклонился, под палку поднырнул, жену на плечо поднял, да вниз головой в бочку сию и заметнул. Распрямляюсь, духа не успел перевести, ан передо мною тесть с тещею стоят. Угораздило их, понимаешь, ужо попариться и не к месту на двор выйти! И взгляд у них у обоих таковой, я вам скажу, что словами не передать
Двое передовых холопов повалились из седел молча, никто и понять ничего не успел. Рассказчик даже не прервался. Но уже через миг длинные стрелы с гранеными наконечниками ударили по боярским детям. Молодому воину одна из них пробила лоб, а другая живот, Беролому сразу три впились в грудь и плечо, а четвертая попала прямо в горло.
Трое уцелевших всадников натянули поводья, торопливо поворачивая коней но лучники, понятно, оказались быстрее, и стрелы с легким зловещим шелестом глубоко впились в тело, пробив пухлые стеганые халаты
Спустя полтора часа двое запарившихся всадников, вырвавшись из тесной лесной дороги на небольшую поляну, осадили покрытых розовой пеной скакунов перед небольшим отрядом явно знатных людей, богато наряженных кто в алые плащи, крытые добротным индийским сукном, кто в тяжелые шубы, украшенные жемчугом и самоцветами, кто в войлочные подшлемники, а кто в собольи и бобровые шапки. Весь отряд сверкал дорогими перстнями на пальцах, ожерельями и цепями на шеях, и сидели все путники верхом на драгоценных туркестанских лошадях, каждая ценою в целый табун обычных скакунов
Не иначе князья родовитые али самые достойные бояре!
Сбив шапки перед князьями, оба всадника поклонились прямо из седел и почти одновременно выдохнули:
Московская дружина впереди!
А затем уже по очереди добавили, снова кланяясь знатным людям:
Княже Княже
Москва? Откуда?! переглянулись князья.
Мы дозор ихний на переходе сбили! спешно отчитался один из гонцов. Стрелами посекли!
Зачем же посекли?! повысив голос, привстал на стременах широкоплечий всадник с накинутой на плечи вместо плаща лисьей шубой. Живые они надобны! Мертвых не допросишь!
Не совсем мертвые, Василий Юрьевич! поспешил уверить второй дозорный. Половина токмо преставились. Трое еще дышат. Они о вороге и поведали.
Мы так помыслили, добавил его спутник, известие сие зело важное, поспешили доставить. Раненых с разъездом оставили. Они бы скачки не перенесли.
Надобно было хоть пару ворогов живыми вязать! продолжил отчитывать ратников воевода. Зачем валили всех подряд?!
Так это, княже с тревогой переглянулись гонцы. Видим, едут мужи оружные, гомонят на весь лес Татары отродясь так себя не вели! Да и служивые не должны. Время для походов ратных ныне неуместное, распутица на носу. Мы так помыслили: ушкуйники сие али тати лесные, душегубы-разбойники. Чего их жалеть-то, дрянь поганую? Вот из-за кустов луками и посекли
Мы так помыслили, добавил его спутник, известие сие зело важное, поспешили доставить. Раненых с разъездом оставили. Они бы скачки не перенесли.
Надобно было хоть пару ворогов живыми вязать! продолжил отчитывать ратников воевода. Зачем валили всех подряд?!
Так это, княже с тревогой переглянулись гонцы. Видим, едут мужи оружные, гомонят на весь лес Татары отродясь так себя не вели! Да и служивые не должны. Время для походов ратных ныне неуместное, распутица на носу. Мы так помыслили: ушкуйники сие али тати лесные, душегубы-разбойники. Чего их жалеть-то, дрянь поганую? Вот из-за кустов луками и посекли
Неуместное, неуместное А сами мы кто?! грозно рявкнул старший сын звенигородского князя. В нежданное время по ворогу ударить самое милое дело! Когда не ждут, не готовы, расслабились
Дозорные испуганно переглянулись и снова попытались оправдаться:
Вестимо, бояре московские тоже Не ждали
Но вы-то, вы должны были
Обожди, брат! Выехал вперед всадник безусый, но уже плечистый, в синем суконном плаще с рысьим подбоем и лисьим воротом, сколотым на плече фибулой, сверкающей агатами и яхонтами. Пояс юноши отливал золотом накладок, а ножны белели резной слоновой костью. Сразу видно воин знатнейший из знатных. Тонкие черты лица, острый нос, голубые глаза. И раз уж он назвал звенигородского княжича братом, несложно было догадаться, что в разговор вмешался средний сын лучшего воеводы ойкумены Дмитрий Юрьевич.
Чего тебе, Димка? оглянулся на него Василий Юрьевич, но средний из сыновей звенигородского князя обратился не к нему, а к дозорным:
Сколько дружинников под московским стягом? Кто ведет, как далеко?