Неунывающие россияне - Лейкин Николай Александрович

Николай Александрович Лейкин

Неунывающие россияне. Рассказы и картинки с натуры

Коновал

Перенесемтесь, читатель, в Ямскую, в этот патриархальный уголок Петербурга, орошаемый замечательной по своей двухсаженной ширине речкой Лиговкой. Петербуржцы знают этот уголок; для провинциалов же скажем, что он преимущественно населен извозчиками; фабричными, мастеровыми, мелким купечеством и деревенским людом, пришедшим в Петербург на заработки. Поденщики, поденщицы, безместные лакеи, кухарки и горничные всегда здесь находят себе угол за рубль или полтора рубля в месяц. По своему внешнему виду и нравам уголок этот удивительно как походит на провинциальный городок. Для полноты сходства недостает только острога, этого неизбежного, наводящего уныние, здания каждого уездного города, и чиновничества. Чиновный люд часто хоть и гнездится в самых отдаленных кварталах Петербурга, но в Ямской, менее отдаленной от центра города, почему-то не живет. Итак, к делу.

В один прекрасный вечер на постоялый двор, содержимый в одной из улиц Ямской теткой Галчихой, пришел постоялец и потребовал ночлега. Постоялец этот только что приехал в Питер по железной дороге и отличался довольно странным видом. Он был невысокого роста, коряв и череп из лица, крив на левый глаз, имел щипаную бородку, глядящую куда-то в сторону и как-то странно вывернутую кверху ноздрю. На вид ему было лет под сорок. Таких людей, обыкновенно, называют плюгавыми. Невзирая, однако, на свою плюгавость, постоялец держал себя важно, говорил с расстановкой, поминутно подбоченивался, и потребовав на ужин щей, гордо косился своим единственным глазом то на хозяйку, суетившуюся около печи, то на сидевшего с ним за одним столом и евшего кашу мужика, то на разувавшегося на лавке отставного солдата. Похлебав щей, постоялец начал разбираться в принесенных им с собой мешках. Из одного он вынул лошадиный череп и синий кафтан, из другого большой козлиный рог и банку со змеей в спирте. При виде этих предметов сидевший у стола мужик, покосившись, отодвинулся, хозяйка перекрестилась, а солдат кашлянул, и, проговорив «ишь ты какия штуки!», подошел к постояльцу.

 К чему-же, таперича, вам эти шкилеты будут?  спросил он и робко ткнул пальцем в лошадиный череп.

 Снадобья все на потребу, от лихих болезней,  ответил постоялец, бережно осмотрел перед сальным огарком свое имущество, и, поставив его под собой под лавку, начал укладываться спать на разостланном тулупе.

Солдат в недоумении стоял перед ним и ковырял у себя в носу.

 Так, так на потребу Разные болезни есть. Что-же вы теперь будете? Лекаря, что ли?  спросил он.

 Коновалы и лекаря. Всякую болезнь лечить можем и всякую болезнь нагнать, ежели все в нашей власти  важно проговорил постоялец, и растянувшись на лавке, отвернулся к стене.

Солдат многозначительно взглянул на хозяйку и кивнул на коновала: «вот дескать какая птица!» Хозяйка видимо опешила. «Бог его знает, какой он такой человек!  подумалось ей ещё болезнь какую ни-на-есть напустит». В голове её мелькнуло, что коновала надо задобрить.

 Что-же так-то лег? Сем-ка, я молочка подам. Похлебаешь  продолжала она.

Коновал отказался.

 Кафтан-то из-под лавки под себя возьми. Здесь, ведь, постоялый двор. Ночь-то велика. Народу всякого понабраться может. Не ровен час

 Не бойсь. Цел будет. Я слово заговорное знаю. Пусть-ко кто польстится, так из избы цел не выдет,  самоуверенно и не оборачиваясь, отвечал коновал.

От слов этих хозяйка еще более опешила. У неё даже задрожали ноги. Кой-как знаками она начала вызывать солдата и мужика на двор. На дворе составился совет.

 Ах грехи, грехи! Вот не было печали, так принес Господь лихого человека,  говорила она.  Как тут быть?

 Да чему ж быть-то? Сведущий человек. Такие люди бывают,  сказал солдат.

Мужик молчал, вздыхал и чесал живот.

 Всякую, говорит, болезнь напустить в нашей власти,  продолжала хозяйка; не испортил-бы он меня!.. Голубчики, уж вы не оставляйте меня. Ложитесь со мной за перегородку,  упрашивала она мужика и солдата.

 Будь покойна, не оставим,  утешал солдат.  Чего-ж бояться! Ведь ему никто худого слова не сказал.

Мужик наотрез отказался спать в избе.

 Нет, уж ты там как хочешь, Андреяновна, а я под навес потому христианской душе в одной избе с падалью ночевать не приходится. Вишь, там у него змей? Нешто это возможно?  сказал он, и действительно, невзирая на холодную осеннюю ночь, спал под навесом.

Хозяйка хоть и легла спать у себя за перегородкой, хоть и положила недалеко от себя солдата, но всю ночь не могла сомкнуть глаз и творила молитву. Раз десять в течение ночи окликала она и ощупывала солдата и поутру поднялась чуть только забрежился свет. Коновала уже не было в избе. Из-под лавки выглядывал лошадинный череп. Она вышла на двор. На опрокинутой кверху дном койке от телеги сидел коновал и покуривал трубку.

 Хозяюшке почтение! Желаю здравствовать!  сказал он. Это ваша коровка-то всю ночь мычала? Надо статься хворает. Дай-ко я посмотрю, что с ней?

Услыша ласковый привет, хозяйка приободрилась.

 Да вот и сама не знаю, что с ней попритчилось. Вторую ночь мычит,  отвечала она и повела коновала в хлев.  Только ты, голубчик, не попорть её. Мы люди бедные  добавила она, кланяясь.