Беспокойные люди
Европейцы, попадая в Америку, почти всегда поражались деловитости и предприимчивости молодой страны: этот мир пребывал в постоянном движении, все суетились в погоне за наживой. Фрэнсис Троллоп говорила о «деятельном, неугомонном, энергичном населении, неумолимо и отчаянно продирающемся» в глубь континента{65}. Токвиль считал, что за всем этим движением стоит единая логика: люди двигались на запад в поисках новых земель. Фактически же этот процесс объединял две мощных волны.
Одна выплескивалась с Восточного побережья внутрь континента. В 1790 г. население было сосредоточено в нескольких местах вдоль побережья Атлантики, относительно ровно распределяясь между северной (Новой Англией), центрально-атлантической и южной частями побережья. Фактической границей Америки были Аппалачи горная цепь, пролегавшая примерно в 800 км от атлантического побережья. К 1850 г. всего за пару десятилетий половина 31-миллионного населения Америки и половина из 30 ее штатов находились за Аппалачами.
Эта масштабная внутренняя колонизация требовала всех наличных в новой республике ресурсов. Экспансия началась со сбора информации. Топографические и геодезические работы, сбор самой разнообразной статистической информации были навязчивой идеей молодой нации с первых дней ее существования: Джордж Вашингтон, сам топограф-любитель, изучал «землю, как ювелир изучает драгоценный камень, с кропотливым вниманием ко всем ее недостаткам, фацетам[53] и достоинствам»{66}. В 1814 г. медицинский департамент армии США начал систематический сбор материалов о погодных условиях по всей стране, а Смитсоновский институт в 1847 г. данных о минералах. Информация являлась предпосылкой к расселению. Все правительства Америки федеральное правительство, правительства штатов, местные власти пытались активно способствовать экспансии, расчищая и углубляя русла рек, строя платные магистрали и каналы, предлагая частным компаниям разнообразные стимулы, поощряющие переселение на Запад. Предприниматели создавали товарищества и даже корпорации, нацеленные на ускорение переселения.
Второй волной было движение из сельских районов в города. Доля горожан в Америке увеличилась с 5 % в 1790 г. до 20 % в 1860 г.{67}. Доля населения, занятого несельскохозяйственным трудом, выросла с 26 до 47 %. В 1810 г. население только двух городов (Нью-Йорк и Филадельфия) превосходило 50 000. К 1860 г. таких городов было уже 16.
Переселение повышало общую производительность. Наиболее сильное воздействие оказывал процесс перемещения людей с ферм в города и из сельского хозяйства в промышленность. Несмотря на то, что американское сельское хозяйство было самым высокопроизводительным в мире, переезд в город позволял фермеру в среднем удвоить свой доход{68}. Переселение подключало к экономике новые производительные силы: поселенцы добывали новые ресурсы и через сеть каналов и железных дорог доставляли их в старые центры сосредоточения населения (и тем самым в мировую экономику). Кроме того, переселение ускорило формирование национальной идентичности: все чаще люди считали себя именно американцами, а не ньюйоркцами или вирджинцами. В первой половине XIX в. одно за другим появлялись такие объединения, как Американское библейское общество (1816), Американское общество содействия образованию (1816), Американское колонизационное общество (1816) и Американское общество борьбы с рабством (1833), которому предстояло сыграть важнейшую роль в будущем страны.
Экспансия привела к росту уровня жизни. До начала XIX в. экономический рост был «экстенсивным» в том смысле, что он практически соответствовал показателям роста населения. Однако в некоторый момент после войны 1812 г. экономический рост стал «интенсивным»: экономика начала расти быстрее, чем население. Экономические оценки показывают, что подушевая производительность росла на 1,25 % в период с 1820 по 1860 г., в то время как в предыдущее 20-летие рост составлял лишь 0,24 % в год{69}.
Все это звучит относительно просто: Америка была молодой республикой, движимой революционными идеями и поклонявшейся богу роста. На деле же все было гораздо сложнее: Америка разрывалась между двумя концепциями общественного устройства динамичной и статичной; между двумя экономическими моделями основанной на труде свободных людей и основанной на труде рабском.
Глава 2
Две Америки
Та формообразующая эпоха породила множество образов Америки. В книге «Семя Альбиона» (Albion's Seed) Дэвид Фишер выделил четыре типично британские традиции, которые определили американскую культуру. Северо-восток сформировали пуритане, бескомпромиссные морализаторы и успешные социальные организаторы. Квакеры определяли уклад Пенсильвании и Делавэра. Они были эгалитаристами в большей степени, чем их северные компатриоты, но в создании общественных институтов преуспели гораздо меньше. «Кавалеры» лоялисты, потомки британских сторонников короля Карла I в ходе английской Гражданской войны середины XVII в. создавали культурную идентичность Вирджинии и Мэриленда, а также, в более широком смысле, Юга вообще. Они были аристократичными, иерархичными рабовладельцами, истово увлеченными скачками и азартными играми. Англикане и англофилы, многие из них являлись младшими сыновьями британских аристократов, эмигрировавшими в надежде, что в Америке они смогут вести тот же образ жизни, что и их старшие братья. Наконец, иммигранты шотландско-ирландского происхождения, застолбившие за собой фронтир[54], являлись яростными сторонниками независимости, убежденными эгалитаристами. Привычные к трудностям и невзгодам простой и тяжелой жизни, они и сами были резкими и жесткими людьми. Они пили невероятно крепкий самогон («белую молнию»), жевали табак и развлекались охотой, петушиными боями и борьбой. Пытаться «укротить» таких людей было бы дурацкой затеей.