Если бы мои мысли были заняты чем-либо другим, кроме живописи, я не смогла бы написать портрет мадам Врэсс. И тогда сегодня, когда с картины сняли покрывало, аплодировали бы не мне, а художнику-мужчине.
— Согласен — мир глуп. И я, наверное, тоже глуповат. Лейле снова пришлось заглянуть в глаза Эсмонда. Она уже немного задыхалась, и у нее слегка кружилась голова — от того, что надо было говорить и вальсировать одновременно.
— Вы считаете, что женщины не должны становиться художниками? — спросила Лейла.
— Увы, я не знаю ответа на этот вопрос. Но меня очень огорчает мысль, что такая прекрасная женщина, как вы, глядя на мужчину, думает только о мольберте.
Прежде чем Лейла успела ответить, граф сделал такой крутой виток в обратную сторону, что Лейла сбила шаг и наступила Эсмонду на ногу. В тот же момент он ловко обхватил рукой талию Лейлы и, приподняв ее тело над полом, крепко прижал к себе.
Это длилось всего мгновение. Граф не сбился с такта и продолжал плавно скользить по паркету среди пар танцующих, словно ничего не произошло.
А Лейла ощутила, как у нее между грудями потекла струйка пота, и так громко застучало сердце, что заложило уши и она уже не слышала музыки. Впрочем, Лейле и не надо было ее слышать. Ее партнер полностью владел ситуацией и был таким же собранным и уверенным в себе, как и в начале танца.
Кроме того, он оказался на пару дюймов ближе к своей партнерше. Но она не сразу это заметила.
А когда осознала все, что произошло, голова вдруг стала ясной, и вихрь красок вокруг обрел ясные очертания. Лейла вдруг увидела, что Фрэнсис не сводит с нее глаз и больше не смеется. Даже не улыбается.
Но тут же Лейла почувствовала, как рука партнера придвинула ее талию теснее — Эсмонд откровенно прижимал Лейлу к себе, и она сама, должно быть, не заметила, как непроизвольно поддалась движению партнера и прижалась к нему.
Горячая краска залила Лейле лицо и шею. Она попыталась отодвинуться, но рука на талии была тверда.
— Месье, — сказала Лейла.
— Мадам?
— Опасность того, что я могу упасть, уже прошла.
— Рад слышать. На какое-то мгновение я испугался, что мы с вами не подходим друг другу как партнеры. Но, думаю, вы успели заметить, это не так. Мы идеальная пара.
— Было бы еще лучше, если бы я была к вам не так близко.
— В этом я не сомневаюсь. Но, увы, тогда бы вы были целиком поглощены своими красками — думали бы о разных оттенках зеленого, об индиго, умбре. Позже, я обещаю, вы сможете вволю насладиться ими в своей студии.
Лейла глянула на графа с изумлением.
— Ну вот. Сейчас по крайней мере мне удалось полностью овладеть вашим вниманием.
В тот вечер Фрэнсис никуда не отправился с Эсмондом, а сопроводил Лейлу домой — и до самой спальни. Он немного задержался на пороге, словно раздумывая о чем-то, потом вошел в комнату и сел на край кровати.
— Ты здесь не останешься, — твердо заявила Лейла, убирая в гардероб накидку. — А если ты пришел, чтобы прочитать мне нотацию…
— Я знал, что Эсмонд будет за тобой волочиться, — мрачно ответил Фрэнсис. — Он притворяется, будто это не так, но я знал — знал с самого первого дня. А прикидывается таким ангелом! Видел я таких херувимчиков. Но уверяю тебя — это не человек — это дьявол.
— Ты пьян.
— Яд. Ты слышишь, любовь моя? Он — яд, отрава. Он — опиум в обличье человека. А опиум… это так приятно… так сладостно… никаких забот… одно удовольствие. Если принимать в нужных дозах. Но когда ты с ним, ты перестаешь понимать, что такое нужная доза, и в таком случае это удовольствие становится ядом. Помнишь, как тебе было плохо в ту ночь, когда мы уехали из Венеции? А теперь я себя так чувствую точно также… где-то внутри.
Фрэнсис не вспоминал о Венеции уже много лет. Лейла посмотрела на мужа с тревогой.