Без труда всех уничтожить! Без труда...
Гаврэл часто задышал, до отказа наполняя грудь воздухом и готовясь ринуться в раскинувшуюся внизу долину. Когда он бросился в стихию расправы, от стен каменной чаши, окружавшей долину, отразились раскаты смеха. И лишь когда Маккейны стали падать под ударами его меча, он понял, что смех этот срывается с его собственных губ.
***
Несколько часов спустя Гаврэл брел, спотыкаясь, через горящие развалины Тулута. Маккейнов больше не было: кто-то ушел, кто-то остался здесь навсегда. Уцелевшие жители деревни помогали раненым, с опаской поглядывая на молодого Макиллиха.
- Почитай, шесть десятков порешил ты, сынок, - прошептал ясноглазый старик проходящему мимо Гаврэлу. - Отец твой и тот в свои лучшие годы не смог бы себя так показать. Берсеркства в тебе поболе будет.
Изумленный, Гаврэл поднял на него глаза. Но прежде чем он успел спросить, что старик хотел этим сказать, тот уже скрылся в клубах дыма.
- По трое падали они от взмаха твоего меча, парень, - крикнул ему кто-то еще.
Какой-то ребенок обнял Гаврэла за колени.
- Ты мне жизнь спас, еи-еи! - завопил мальчуган. - Этот старый Маккейн съел бы меня сегодня на ужин! Спасибо! И мама моя говорит тебе спасибо.
Улыбнувшись мальчишке, Гаврэл повернулся к его матери. Та перекрестилась, но благодарности в ее взгляде явно не читалось. Улыбка Гаврэла погасла.
- Я же не чудовище какое...
- Я знаю, кто ты есть, парень. - Она смотрела ему прямо в глаза, ее резкие слова камнем падали Гаврэлу в душу. - Я в точности знаю, кто ты есть, и думать об этом не стану. Шел бы ты, парень, - твоему отцу худо.
Дрожащий палец женщины указал на последний ряд дымящихся домов. Щуря глаза от гари, Гаврэл поковылял вперед. Никогда еще в жизни он не чувствовал себя таким опустошенным. С трудом переставляя ноги, он завернул за одну из уцелевших лачуг и замер на месте.
Весь в крови, на земле лежал его отец, неподалеку в грязи валялся брошенный меч.
Боль и злость боролись в сердце Гаврэла, наполняя его странной пустотой. Он смотрел на отца, но перед его мысленным взором всплыл образ мертвого тела матери, вдребезги разбивая остатки его детских иллюзий. Этот вечер дал жизнь не только необыкновенному воину, но и человеку из плоти и крови, очень чувствительному и ранимому.
- Зачем, отец? Зачем? - голос Гаврэла резко оборвался. Ему никогда уже не увидеть, как улыбается мать, не услышать ее песен, не участвовать в похоронной церемонии, - он покинет Мальдебанн, как только услышит ответ отца, иначе он не сможет сдержать гнев и обратит его против собственного родителя. Кем же он будет после этого? Ничуть не лучше отца.
Ронин Макиллих застонал. Его залепленные засохшей кровью глаза медленно приоткрылись, и он взглянул снизу вверх на сына. Когда он заставил себя говорить, из уголка губ заструилась алая ленточка.
- Мы... рождаемся... - Его слова оборвал приступ мучительного кашля.
Гаврэл схватил отца за плечи и, не обращая внимания на исполненную болью гримасу Ронина, немилосердно встряхнул его. Прежде чем уйти, он добьется от него ответа, он выяснит, что так взбесило отца, заставив его лишить жизни мать, иначе его всю жизнь будут мучить оставшиеся без ответа вопросы.
- Что, отец? Говори же! Зачем ты это сделал?
Ронин мутным взором старался отыскать глаза Гаврэла.
Торопливо и неглубоко вдыхая дымный воздух, его грудь вздымалась и тут же опадала.
- Сын, тут ничего не поделать... все мужчины Макиллихи... такими мы все... рождаемся, - произнес он с непривычной ноткой сочувствия в голосе.
Гаврэл с ужасом глядел на отца.
- Это все, что ты можешь сказать? По-твоему, ты сможешь убедить меня, что я так же безумен, как и ты? Я не такой! Я не верю тебе - ты лжешь.