Ты лжешь!!! - Гаврэл вскочил на ноги и попятился.
С трудом приподнявшись на локтях, Ронин Макиллих вскинул голову, указывая на свидетелей дикой ярости Гаврэла - останки воинов клана Маккейнов, буквально искрошенных на куски.
- Это сделал ты, сынок.
- Я убивал не ради убийства! - Гаврэл, не вполне уверенный в истинности своих слов, перевел взгляд на изуродованные тела.
- Это часть... природы Макиллихов. С этим ничего не поделать, сын.
- Не называй меня сыном! Я больше никогда не буду твоим сыном, и во мне нет твоей болезни. Я не такой, как ты, и никогда не буду таким!
Ронин вновь опустился на землю, что-то неразборчиво бормоча. Гаврэл не хотел слышать что. Более ни секунды он не станет терпеть отцовской лжи. Повернувшись к отцу спиной, он смотрел на то, что осталось от Тулута. Уцелевшие жители толпились небольшими группками, наблюдая за ним в совершенном молчании. Отведя глаза от этой картины почтительного осуждения, которую он будет помнить до конца своих дней, Гаврэл устремил взгляд к темному камню замка Мальдебанн, врезавшегося в склон горы и возвышавшегося над деревней. Когда-то Гаврэл не желал ничего более, чем поскорее вырасти и помогать отцу править Мальдебанном, а со временем перенять у него бразды правления. Тогда ему хотелось, чтобы просторные залы всегда наполнял звонкий смех матери, а во время веселых разговоров был слышен громоподобный голос отца. Он мечтал о том, что благодаря его мудрому правлению клан будет преодолевать житейские невзгоды, что однажды он женится, и у него будут сыновья. Да, было время, когда он верил, что все так и будет. Но не успела луна пересечь небо над Тулутом, как все его мечтания, вся его сущность, до самой последней капли, все, что было в нем человеческого, обратилось в прах.
***
Добрую часть дня потратил Гаврэл, прежде чем снова вернулся в свое убежище - густые леса шотландских гор. Он никогда не сможет возвратиться домой. Его мать мертва, замок разграблен, а жителям деревни он внушает страх. Слова отца «мы такими рождаемся» неотступно следовали за ним: они все безжалостные убийцы, способные отнять жизнь даже у тех, кому клялись в любви. «Это безумие сидит и в моей крови», - думал Гаврэл - ведь так сказал ему отец.
Испытывая сильнейшую на своей памяти жажду, Гаврэл почти ползком добрался до озерца в небольшой долине, раскинувшейся за Вотановым провалом. Какое-то время он лежал на земле, совершенно обессилев. Когда же слабость и головокружение немного отступили, Гаврэл, подтягиваясь на локтях, стал подбираться к живительной влаге. Сложив пригоршней ладонь и наклонившись над чистой сверкающей гладью, он замер, загипнотизированный своим дрожащим отражением.
Из воды на него смотрели глаза ледяной голубизны...
Гримм остановился у раскрытых дверей зала, вглядываясь в ночь. Неутомимый океан пестрел отражениями звезд, украсивших волны крошечными точками света. Шум моря, разбивающегося о скалы, всегда звучал успокаивающе для Гримма, но с недавних пор будил в нем неясную тревогу.
Снова начав в раздумьях мерить комнату шагами, Гримм принялся перебирать возможные причины своего беспокойства, но в результате так ни к чему и не пришел. Он сам решил остаться в Далкейте капитаном в гарнизоне Дугласа, - два года назад он и его лучший друг Хок Дуглас оставили службу у короля Якова и покинули Эдинбург. Гримм преклонялся перед Эйдриен, женой Хока, - когда она не пыталась устроить его семейную жизнь, - и души не чаял в их сыне, малыше Картиане. Гримм, если и не был счастлив, то был полностью удовлетворен своей жизнью. По крайней мере, до сих пор. Так что же так терзает душу?
- Гримм, ты протрешь дыру в моем любимом ковре. Да и художнику никогда не закончить этот портрет, если ты, наконец, не усядешься, - шутливо заметила Эйдриен, нарушив течение его невеселых дум.