Гримм вздохнул и запустил пальцы в свою густую шевелюру. Не отрывая задумчивого взгляда от моря, он рассеянно играл с волосами на виске, не замечая, что заплетает тонкие пряди в косичку.
- Ты ведь не ждешь звезды, чтобы загадать желание, а, Гримм? - в черных глазах Хока Дугласа плясали веселые огоньки.
- Едва ли. А если твоя женушка когда-нибудь соблаговолит рассказать мне, какое заклятье она на меня наложила своим опрометчивым поступком, я буду рад ее послушать.
Не так давно, загадав желание падающей звезде, Эйдриен Дуглас наотрез отказалась рассказывать о нем им обоим до тех пор, пока не будет совершенно уверена, что желание услышано и принято к исполнению. Единственным, в чем она призналась, было то, что желание это загадано для Гримма, и такое признание лишило его покоя. И хотя суеверным Гримм себя не считал, он знал немало загадочных случаев и убедился в том, что кажущееся невероятным далеко не всегда является невозможным.
- Да и я не откажусь узнать это, Гримм, - сдержанно заметил Хок. - Но мне она тоже ничего не говорит.
Эйдриен рассмеялась.
- Да ну вас обоих! Еще скажите, что двум бесстрашным воинам не дают покоя такие женские пустяки, как загаданное на звезду желание.
- И все-таки я уверен, что заниматься пустяками ты не станешь, Эйдриен, - криво усмехнулся Хок. - Когда ты берешься за дело, вселенная теряет покой.
Гримм отозвался грустной улыбкой, - что правда, то правда. Став жертвой гнусного заговора, задуманного мстительной феей, искавшей Хоку смерти, Эйдриен была вырвана из своего двадцатого века и отброшена назад во времени. Вокруг нее происходили необъяснимые вещи, и именно поэтому Гримму хотелось знать, какой поворот в судьбе готовило ему загаданное ею желание. Он предпочел бы быть готовым к тому моменту, когда разверзнется преисподняя.
- Ну сядь же, Гримм, - настойчиво повторила Эйдриен. - Я бы хотела, чтобы этот портрет был готов самое позднее к Рождеству, а у Альберта уйдут месяцы, чтобы воссоздать свои наброски в красках.
- Но лишь потому, что работа моя совершенна, - обиженно пояснил художник.
Отвернувшись от завораживающей панорамы ночи, Гримм занял свое место рядом с Хоком, сидевшим у камина.
- Все же я не пойму, к чему это, - пробормотал он. - Портреты - занятие для женщин и ребятишек.
Эйдриен фыркнула.
- Я поручила художнику увековечить образ двух самых выдающихся мужчин, которых я когда-либо видела, - ее лицо озарила ослепительная улыбка, и Гримм закатил глаза, понимая, что ради этой улыбки он готов сделать все, чего захочет прекрасная Эйдриен.
- Но эти мужчины не способны ни на что иное, кроме как ворчать. Так знайте же - однажды вы мне за это еще скажете спасибо.
В изумлении Гримм и Хок переглянулись, но затем приняли те позы, в которых их хотела видеть Эйдриен, - напрягли мускулы и представили свою суровую мужскую красоту самым выгодным образом.
- Смотрите, чтобы глаза у Гримма были такими же ярко-голубыми, как в жизни, - давала она указания Альберту.
- Как будто я не знаю, как нужно рисовать, - бормотал тот. - Здесь я художник. Если, конечно, вы сами не пожелаете приложить к этому руку.
- А я-то думал, что тебе больше нравятся мои, - прищурив черные глаза, глянул на Эйдриен Хок.
- Нравятся, нравятся. Я ведь вышла за тебя, не так ли? - улыбаясь, принялась поддразнивать его Эйдриен. - Что же я могу поделать, если в Далкейте все, до самой младшей служанки двенадцати лет от роду, теряют голову из-за глаз твоего друга? Мои сапфиры, когда я смотрю сквозь них на солнце, переливаются точно так же. Они пылают голубым огнем.
- А что же тогда мои? Тусклые почерневшие каштанчики?
Эйдриен засмеялась.
- Дурачок, таким мне показалось твое сердце, когда мы в первый раз встретились.