содержанием выступают их публичные права и обязанности;
юридическим фактом возникновения уголовных правоотношений является совершение преступления[48], а момент их прекращения всецело зависит от воли и усмотрения государства.
Расширение частных начал в уголовном праве вызвало необходимость переосмысления феномена уголовно-правовых отношений. Потребность в новом подходе возникла после появления в российском законодательстве институтов частного обвинения и примирения с потерпевшим, не укладывавшихся в традиционную схему возникновения и реализации уголовных правоотношений.
Согласно классическому пониманию последних, при обнаружении признаков преступления компетентные органы обязаны во всех без исключения случаях возбуждать уголовное дело. Однако по делам частного обвинения возникновение и развитие уголовных правоотношений находятся в зависимости не от публичной власти, а от усмотрения и воли частного лица.
Несколько иная ситуация имеет место при выражении согласия лица на причинение вреда собственным интересам. Хотя в настоящее время институт согласия потерпевшего не закреплен в уголовном законе, есть, тем не менее, все основания говорить о его фактическом существовании в теории и правоприменительной деятельности.
Считая целесообразным рассмотрение этого института в рамках отдельного параграфа настоящего исследования, заострим сейчас внимание только на характере правовых отношений при выражении потерпевшим согласия на умаление его прав.
Важно подчеркнуть, что использование понятий «причинение вреда» или «умаление прав потерпевшего» в таких ситуациях носит условный характер, поскольку воля субъекта на совершение действий со стороны третьих лиц есть не что иное, как реализация потерпевшим своего права позволить или не позволить им воздействовать на свои личные имущественные или неимущественные блага.
Если традиционное видение уголовного правоотношения считать единственно верным, необходимо будет признать, что правоотношение и согласие потерпевшего в уголовном праве исключают друг друга. Но и то, и другое объективно существуют.
Отсюда, не претендуя на безусловность позиции, предположим, что в сфере уголовного права существуют различные по содержанию, субъектному составу и моменту возникновения правоотношения. Помимо собственно субординационных отношений между государством и преступником по поводу совершения преступления, в сфере уголовно-правового регулирования существуют горизонтальные правоотношения между потерпевшим и преступником, потерпевшим и лицом, совершившим уголовно значимое, но не преступное деяние, между потерпевшим и государством.
Как отмечается в литературе, «институт примирения с потерпевшим и преступления частного обвинения заставляют по-иному переосмыслить само место потерпевшего в материальном уголовном правоотношении. Наделение его субъективным правом давать согласие на освобождение от уголовной ответственности (в материально-правовом смысле) означает не что иное, как признание за потерпевшим статуса субъекта правоотношения»[49].
Очевидно, уголовные правоотношения, возникающие по поводу совершения деяния, правомерность которого обусловлена согласием потерпевшего, а равно по поводу совершения преступлений, отнесенных к делам «частного обвинения» или допускающих примирение сторон, носят отличный от классического уголовного отношения характер.
В первом случае горизонтальные по характеру общественные отношения возникают между потерпевшим и причинителем вреда по поводу совершения последним уголовно значимого деяния, которое, однако, не является преступлением вследствие выражения воли потерпевшего на его совершение.
Как полагает И. А. Фаргиев, «согласие потерпевшего не является обстоятельством, исключающим наказуемость деяния, поскольку лицо, давшее согласие на нарушение прав и интересов, находящихся в его свободном распоряжении, потерпевшим от преступления не является, а посягательство на указанные права и интересы преступлением признано быть не может»[50].
При этом следует оговориться, что подобные отношения могут возникать лишь тогда, когда потерпевший дает согласие на вмешательство в его личные, не ограниченные государством и обществом права.
Во втором случае «отличие правоотношений от классических выражается, прежде всего, в том, что сохраняющееся право государства на привлечение лица, совершившего деяние, к ответственности сильно ограничивается правом потерпевшего на примирение, а следовательно правом требовать либо не требовать наступления уголовной ответственности виновного»[51].
При фактическом применении института примирения с потерпевшим (ст. 76 УК РФ) отношения между жертвой и виновным носят горизонтальный характер: обязанности правонарушителя подвергнуться мерам уголовного принуждения соответствует право потерпевшего потребовать или воздержаться от требования к государственному органу о привлечении виновного к ответственности. При этом отношения между потерпевшим и государством также имеют горизонтальный характер.
В итоге, можно заключить, что уголовно-правовые отношения не исчерпываются вертикальными по характеру отношениями между государством и преступником. Существование частных интересов в уголовном праве свидетельствует о наличии диспозитивных отношений между потерпевшим и причинителем вреда.