Чего только не бывает!
Ее мама истекла кровью и умерла, а крошка здорова, как маленькая козочка.
– Кажется, барон любил жену.
Повитуха молча кивнула, спеша обрядить усопшую, после того как доктор, это напыщенное ничтожество, наконец ушел. Кровотечение! Да
баронесса была просто создана, чтобы рожать детей! Но доктор Ричардс требовал, чтобы она больше ела, и ее милость слишком отяжелела,
а кровь стала чересчур густой. Ребенок оказался таким большим, что роды неимоверно затянулись, а доктор Ричардс ничего не пытался
сделать, кроме как стоять у постели, ломая руки. Проклятый старый дурак!
Алек Каррик, пятый барон Шерард, приказал оседлать своего жеребца Люцифера и, как был, в одном черном плаще, с непокрытой головой,
умчался в метель.
– Он насмерть простудится, – заметил Дэйви, старший конюх в Каррик Грейндж.
– Тяжело ему пришлось, – вздохнул Мортон, самая мелкая сошка в иерархии слуг, основной обязанностью которого было чистить стойла и
убирать навоз. – Баронесса была славной леди.
– У него остался ребенок, – возразил Дэвид.
«И вся недолга, – подумал Мортон. – Можно подумать, у барона нет никаких чувств, словно ему все равно, что жена умерла».
Мортон вздрогнул. Чертовски холодно! Он снова передернул плечами, но в глубине души возблагодарил Господа, что ему сейчас все же не
так холодно, как бедняжке баронессе.
Алек вернулся в Грейндж три часа спустя, к счастью, совершенно окоченев от стужи. Он не владел пальцами, не мог нахмурить лоб, не мог
поднять брови и, что важнее всего, не чувствовал глубоко гнездившейся в душе боли. Старому дворецкому Смайту было достаточно одного
взгляда на барона, чтобы немедленно прогнать горничных и лакеев, ожидавших приказаний хозяина. Схватив барона за руку, Смайт повел
его, как ребенка, в отделанную деревянными панелями библиотеку, где в камине полыхало яростное пламя, и начал растирать руки Алека,
не переставая говорить, ворчливо распекая хозяина, словно тот снова превратился в семилетнего мальчишку.
– Ну вот, сейчас принесу бренди. Только сидите и не двигайтесь, вот так, верно. Сидите.
Смайт принес стаканчик бренди и не двинулся с места, пока барон не проглотил огненную жидкость.
– Все будет хорошо, вот увидите.
Алек поглядел в морщинистое, доброе, встревоженное лицо старого слуги:
– Как все может быть хорошо, Смайт? Неста мертва.
– Знаю, мой мальчик, знаю. Но печаль пройдет, а у вас осталась дочь. Не забывайте свою девочку.
– Я сидел здесь и слушал, как она кричит. Даже когда совсем измучилась и охрипла, я по прежнему слышал ее. А сейчас повсюду такая
тишина…
– Знаю, знаю, – беспомощно повторил Смайт. – Но, милорд, не забудьте о своей дочурке. Она так настойчиво требовала свой ужин, словно
маленький генерал. Ну и легкие у нее! Для такой малышки совсем неплохо!
Алек уставился в затянутые шторами полукруглые окна:
– Мне все равно.
– Ну же… не…
– О нет, мне не грозит опасность стать пациентом Бедлама , Смайт. Можешь прекратить свое кудахтанье.
Алек поднялся с кресла и подошел поближе к камину:
– Руки ужасно щиплет. Наверное, это хороший знак. – Он долго молчал, глядя на пляшущие красные языки, и наконец добавил: – Я должен
написать Ариель и Берку, сообщить, что Неста мертва.
– Принести перо и бумагу?
– Нет. Немного согреюсь и сам пойду в кабинет.
– Ужин, милорд?
– Думаю, не стоит, Смайт.
Алек оставался в библиотеке еще около часа. Наконец то он мог согнуть руки, нахмурить брови… Только внутри все оставалось замерзшим и
окоченелым.