И началась эра Буффона. Я начал выигрывать и в составе «Пармы»: Кубок Италии, Кубок УЕФА, Суперкубок Италии. Я играл в Лиге чемпионов в 19971998 годах и испытывал смешанные эмоции с долей раздражения, потому что мы вылетели, сыграв вничью с пражской «Спартой».
Но это было правильно должны быть и победы, и поражения. Это были прекрасные, легкомысленные и безумные годы: у меня были короткие мелированные волосы. Я нарушал схемы и устанавливал свои правила. В воскресенье вечером я ездил танцевать в Модену, в Милан. Я отрывался, но держал себя в руках. Я чувствовал, что должен жить на полную катушку, переживая свои двадцать или чуть больше. Сейчас, когда мне тридцать, у меня есть жена и сын, я думаю, что это было правильно развлекаться, сходить с ума и даже делать некоторые глупости. Сегодня я об этом не жалею. Я редко развлекался с товарищами по команде, у меня были свои друзья. Я был любимцем всей Пармы.
Когда мне исполнилось двадцать, я легко это принял, с любопытством глядя на смену тренеров.
С тренерами у меня были прекрасные отношения, хотя иногда им и было тяжело со мной, если мое бунтарство вырывалось наружу. Например, однажды, накануне матча, я пошел к вице-тренеру и задал ему вопрос:
Завтра я играю?
Он сурово посмотрел на меня:
Я такие вещи не решаю, мистер мне не сообщает.
Помолчал некоторое время и добавил:
Хотя мы и работаем вместе десять лет, я ни разу не ходил с ним даже поесть пиццы.
И он сказал это с гордостью, как будто именно это и делало их настоящими профессионалами.
Для меня это не было нормально, и я, как всегда, не стал молчать:
Вы считаете это нормальным? Я бы таким не гордился.
Ну да. Это было не деликатно, но он задумался.
С Карло Анчелотти были почти дружеские отношения. На смену ему пришел Альберто Малесани.
Сначала в «Парме» к нему относились по-снобски и немного скептически. Ждали поражений. Но он проявил себя хорошо, и начались победы. Я это оценил, потому что он был тренером, который давал играть команде. Потом был метеор Арриго Сакки. Меньше месяца, холодный январь 2001 года. Но даже за это короткое время я понял, почему он стал иконой современных итальянских тренеров: он все объяснял и ничего не оставлял просто так.
По отношению ко мне он всегда был очень сдержан, более того, он прикрывал меня, даже если это стоило победы. Например, в важном домашнем матче против «Лечче». Мы вели 10, потом я сделал глупость и пропустил от Лукарелли. На пресс-конференции после матча его спросили обо мне, о моей ошибке.
Да, он ошибся, но, если сложить все очки, которые он принес нам в чемпионате, баланс будет в его пользу. И с большим перевесом.
Его уход был словно гром среди ясного неба. Об этом много говорили, но мы ничего не замечали и не ждали этого. Это произошло после трансфера в «Верону», а мы узнали из газет. Мы не поверили. Сакки приехал в Коллеккьо, пришел к нам в раздевалку и сказал:
Извините, я не смог справиться со стрессом.
В тот месяц я понял, почему к нему так неоднозначно относились. Потому что он был революционером. Если кто-то и смог поменять итальянский менталитет, то это был он. Сакки умный и очень образованный человек.
Арриго тренировал совсем недолго, потом пришел Ренцо Уливьери. Великий человек, я несу его в своем сердце, как будто он тренировал меня десять лет. Он никого не оставляет равнодушным, Ренцо, его или любишь, или ненавидишь. Готовый ко всему, ироничный. Настоящий футбольный тренер старой школы.
Это была «Парма», это была Парма. С 1998 по 2001 год это была сильнейшая команда, завоевавшая меньше, чем она заслуживала по своим усилиям, по своим игрокам. Если бы мы все были в футболках «Юве», мы бы выиграли все на свете за один сезон. Я говорю о психологии и культуре победителей, о традиции и привычках. Будь у любого из нас еще два-три года в «Парме», нам бы всем поставили памятник.
Но мы были мальчишками наверное, даже чересчур. Это и хорошо, и плохо. Каждый год мы учились чему-то новому, но приключение в прекрасной «Парме» «Парме» эпохи Танци, к которым, независимо от судебных разбирательств, я всегда питаю теплую привязанность, подходило к концу, хоть я этого и не знал.
И моя эра подходила к концу. Я чувствовал это. Тем летом я отправился в отпуск в Австралию. Это был июнь 2001 года. На обратном пути, в Бангкоке, я получил факс от Сильвано.
Он прислал мне первую страницу туринской спортивной газеты «Туттоспорт». Заголовок огромными буквами гласил:
«ЮВЕ»: БУФФОН
8
Вишенка на торте
Если ты ошибаешься в «Юве», ты ошибаешься вдвойне
Почему я согласился перейти?
С «Кьево» мы выиграли, но я совершил ужасную ошибку и пропустил от Мараццины. С «Ромой» не было скидок 20 в их пользу. По мнению Батистуты, я не был безгрешен и шел домой. То есть я уже был дома, вот именно. Я это прежде всего я, Джиджи Буффон. Стадион далеко, он большой и холодный. За ним Турин, который за эти годы изменился к лучшему, но это не Парма, не моя Парма, где я мог спокойно ходить по улицам, не моя Парма, по которой я ездил на мопеде и на каждом углу встречался со старыми друзьями. Нет, Турин не был таким, особенно вначале, особенно для того, кто предал номер 77 ради номера 1 и был на середине пути от чувства к долгу профессионала.