Глава 1
Дартмур, Девоншир
Начало мая 1828 года
Дориан стоял в библиотеке своего поместья Радмор и глядел из окна на блеклую красоту болот, которые сейчас манили его к себе не меньше, чем в Лондоне, когда от тяжелой болезни он не мог даже поднять руку.
В августе клерк Хоскинс нашел Дориана в полубессознательном состоянии.
— Я позову врача.
— Нет. Никаких врачей, ради Бога. Дартмур. Отвези меня в Дартмур. Там деньги… спрятаны… под полом…
Хоскинс мог бы сбежать с этой маленькой суммой, ведь он так нуждался в деньгах, живя на нищенскую зарплату. Но клерк не только выполнил его просьбу, а даже остался приглядывать за ним. Не покинул Дориана и после выздоровления.
Однако явное улучшение не обмануло Дориана. Он подозревал, что эта болезнь — начало конца. Как у его матери несколько лет назад.
В январе, когда возникли первые головные боли, его подозрения переросли в уверенность. С течением времени приступы участились. Последний раз Дориан готов был размозжить голову о стену, лишь бы избавиться от мучений.
Но он все равно не стал бы посылать вчера утром за доктором Нибонсом, если бы не увидел перед глазами мерцающую пелену и не понял, что необходимо принять какие-то меры, пока слабые миражи не превратились в настоящие галлюцинации, которые приведут его к безумию.
— Я знаю, что это заболевание мозга и оно неизлечимо, — сказал Дориан врачу. — Но я хотел бы закончить свои дни здесь. Я бы не хотел… умереть, как моя мать, если этому можно помочь.
Нибонс обещал сделать все возможное, но Дориан слишком хорошо знал, что его ждет. Мать умерла через восемь месяцев после появления «зрительных химер» — «призраков», которые она видела наяву, а не во сне.
Нибонс гарантировал ему только шесть месяцев, предупредив, что дегенерация идет быстрее из-за его «нездорового образа жизни».
Но все же доктор обещал облегчить головные боли с помощью больших доз лауданума.
— Ваш отец боялся употреблять это лекарство, опасаясь превысить дозу, — сказал Нибонс. — Ваш дед пришел в ярость, дескать, я приучил несчастную женщину к наркотику. А потом явились эти «специалисты», назвали лауданум ядом: по их мнению, именно он вызывает галлюцинации. А это был единственный способ облегчить ее страдания.
Дориан улыбался, вспоминая разговор с врачом. Привычка к опиуму самая незначительная из его бед, а превышение дозы в свое время даст ему желанное успокоение.
В свое время, но не сейчас.
Внешне Дориан казался сильным и здоровым. В Дартмуре его не терзало презрение к себе, как в Итоне, где он впервые познал искушение в виде женщины и вина, которому не смог противиться. Здесь, как говорила мать, искушений не было. Когда Дориан начинал ощущать прежнее беспокойство, то уезжал на болота и скакал, пока не валился с седла от усталости.
Здесь он нашел убежище и собирался наслаждаться им так долго, как только сможет.
Услышав шаги в холле, Дориан повернулся и откинул со лба не по-модному длинные волосы. Но мода уже давно перестала иметь для него значение, ему совершенно безразлично, в каком виде он будет лежать в гробу.
Главное, он успокоится с миром, сохранив хоть немного достоинства. Все лучше, чем подыхать среди негодяев в сточных канавах Лондона. И уж куда лучше того, чем кончила его мать.
В библиотеку вошел Хоскинс и положил на столик письмо. Так, чтобы была видна печать графа Ронсли.
— Проклятие. — Дориан вскрыл письмо, быстро пробежал его глазами и протянул Хоскинсу. — Теперь видишь, почему я предпочел быть никем.
Хоскинс только вчера узнал о том, кто такой Дориан, и о болезни хозяина. Ему предложили уволиться, если он пожелает. Но Хоскинс не зря воевал и был ранен при Ватерлоо. Там он насмотрелся такого, что уход за обычным сумасшедшим казался детской забавой.