— А ну выходи!
Эта громогласная команда заставила всех троих удивленно ахнуть, а тем временем гигантского роста человек, заглянув внутрь, направил на них оружие. Его быстрые серые глаза обшарили спутников Зинаиды и наконец остановились на ней самой. Прикрытые длинными висячими усами губы разбойника раздвинулись в плотоядной улыбке.
— Ну и ну, какая голубка нам сегодня попалась!
Зинаида поняла, что ей сулит появление этого негодяя, и ее охватил ужас. Трудно было определить происхождение разбойника, поскольку внешне он был не похож ни на одного из виденных ею до сих пор людей. Голова его была чисто выбритой, с длинным темно-рыжим оселедцем, перевязанным кожаным ремешком и свободно свисавшим возле уха. Его выцветший бледно-синий военный камзол, вероятно, в свое время служил польскому офицеру с необъятной талией, но теперь, чтобы не стеснять широченную грудь своего нового хозяина, был расстегнут. Наверное, также ради большей свободы рукава камзола вовсе отсутствовали, оставляя голыми мускулистые руки. Грязный желтый кушак опоясывал толстый живот разбойника, придерживая широкие полосатые штаны, заправленные под отвороты щеголеватых, с серебряными пряжками, сапог.
Пытаясь подавить дрожь, Зинаида приподняла подбородок и с неожиданной даже для себя отвагой резко спросила:
— Какова причина этого вторжения? Что вам от нас надо?
— Сокровища, — глухо хохотнув, отозвался разбойник. Поведя могучими плечами и состроив ей глазки, он добавил: — Всякие. Не важно какие.
В ужасе глядя на грозящее ему оружие, Иван вытянул шею из своего строгого маленького воротничка. Он так боялся, как бы его не убили, что решил поскорее рассказать этому грубияну о своих тесных знакомствах с сильными мира сего. Воронской надеялся, что такой важной персоне, как он, никто не станет чинить неприятности. Возможно, этот дурень даже понадеется получить за живого и здорового заложника выкуп побольше. И уж конечно, княгиня Анна согласится заплатить значительную сумму за его благополучное возвращение. Или, может, уговорит царя Михаила, который как-никак ее родня, чтобы он выделил небольшую толику денег, которые могли бы гарантировать хорошее поведение разбойников.
— Вынужден обратить ваше внимание, сударь, на то, что, чиня неудобства царским приближенным, вы посягаете на самого государя. — Иван прижал руку с короткими, словно обрубленными пальцами к хилой груди и ухитрился наконец изобразить на своем лице ту многозначительность, которая после их внезапной остановки куда-то исчезла. — Я — Иван Воронской и в настоящее время сопровождаю боярышню Зенькову в Москву… — Нахальная ухмылка на лице неуклюжего гиганта осталась прежней, и, поняв, что ему так и не удалось произвести на это грубое животное должного впечатления, Иван не на шутку заволновался. Его охватила паника. Последние слова он буквально провизжал: — По приказу царя!
Разбойник раскатисто расхохотался, чем окончательно разрушил последние надежды священника. Когда же злодей успокоился и смог, наконец, говорить, он ткнул длинным пальцем в грудь Ивана, скрытую под темными одеждами, отчего тот вздрогнул.
— Кого это ты сопровождаешь? Ты слишком жалок, чтобы бороться с Петровым. Должно быть, ты пошутил, а? Сначала подрасти немного, а потом будешь трепыхаться.
Острые черты Ивана исказились от переполнявших его эмоций. Странная смесь страха, ярости и унижения лишила его способности говорить или действовать. Так что, когда разбойник движением пистолета повелел ему выйти, Воронской поспешно поднялся и под отрывистый хохот этого дурня, отступившего на шаг, чтобы выпустить пленника, полез наружу. Едва очутившись на земле, священник замер от неожиданного жуткого зрелища. Повсюду, куда хватало глаз, были люди верхом на лошадях.