Ветер пустынь… «М-да… но эти девицы из пустынь не для белого человека», — говаривал Жан-Ми, официант из «Клариджа».
Крики и брань вернули его на землю. Женщина в костюме от Шанель орала на молодого человека, который чуть не задел ее, открывая дверцу своего спортивного автомобиля с открытым верхом. Марсель почувствовал, что необходимо его вмешательство. Женщина качнула копной густых седых волос, проворчала что-то по поводу «этих трусливых фараонов» и удалилась, проведя исподтишка по капоту острым концом своего дорогого зонтика.
Марсель вздохнул. Еще год, и можно подавать на звание лейтенанта. А пока что, поскольку диплома у него не было («Дипломы, это для бездельников», — нудил его отец, починая второй литр красного вина), Марсель и не высовывался: вкалывал по восемь — двенадцать часов в день, так как в разгар сезона народу не хватало.
Коротышка что-то вынул из пластикового пакета и украдкой поднес ко рту.
Марсель посмотрел на часы и подумал, что умирает с голоду.
Коротышка тем временем разглядывал Марселя, который не обращал на него внимания. Он улыбнулся, обнажив противные острые зубы, желтые от курева и отсутствия зубной щетки. Коротышка не любил воду из-под крана, саму мысль о прирученной воде, текущей из душа. Не любил зубную пасту, ее мыльный вкус. Не любил липкость мыла. Его жирную маслянистость, которая заглушала приятный запах кожи. Он сконцентрировался на том, что перетирали его зубы.
Сырое мясо хорошо для десен. Жуйте, челюсти. Насыщайтесь вкусом. Наполняйтесь соком. Перетирайте вкусные волокна прямо под длинным носом этого бедняги Марселя!
Рация Марселя неожиданно ожила: «Срочное сообщение, повторяю, срочное! Тупик Ла Помп, квартал Сен-Луи и Жоффр».
— Иду!
Упругим спортивным бегом полицейский Марсель Блан устремился к переулку, начинавшемуся на другой стороне площади, и таким образом оказался рядом с молодой женщиной с татуировкой. Марсель на бегу корректно поздоровался с ней, приложив два пальца к форменной фуражке. Именно поэтому он не заметил уличного фонаря и врезался в него со всего маху. Удар был такой силы, что отозвался аж у него в пятках. Но долг превыше всего, Марсель не остановился; презрительно фыркая, он продолжил свой бег, несмотря на восхитительную шишку величиной с голубиное яйцо, вспухавшую у него на лбу.
В переулке было сумрачно. Дождь прекратился столь же неожиданно, как начался. Через открытые окна до него долетали звуки телевизоров, включенных на полную мощность: люди садились обедать. Какой-то мальчишка схлопотал пару подзатыльников, старик торопливо заканчивал стирку, под кем-то энергично скрипел матрас. Марсель вгляделся в заваленную всяким мусором улочку, остановился. В конце тупика заливался воем маленький йоркширский терьер.
Он медленно приблизился к собаке, держа руку на кобуре. Собачонка подняла голову, красный бант, украшавший ее макушку, качнулся, и она взвыла еще пуще. Марсель сделал еще шаг.
Тело лежало на земле, наполовину скрытое перевернутым помойным баком. Притулившись в тенечке к противоположной стене, стояла прилично одетая шестидесятилетняя дама, к груди она прижимала сумочку, а ко рту — носовой платок и икала. Марсель приблизился к ней, переводя дыхание, и тут же констатировал, что от дамы невообразимо несет блевотиной. Он глубоко вздохнул, указал на лежавшее тело:
— Что происходит? Этому господину стало плохо?
В ноздри ему неожиданно ударил запах крови, свежей крови. Дама, однако, судя по всему, ранена не была. Значит… В его мозгу пронеслись образы, связанные со сведением счетов, наркодилерами, передозировкой.
Терьер просто надрывался.