И ни о чем не захотел слушать. Ни о пробках, ни об операторе, решившем именно сегодня помотать ей нервы, ни об опоздании политика, у которого она брала интервью.
Ну и ладно, день прошел и слава богу, следующий будет лучше. В это Александра верила свято. Самое главное сейчас приедет Андрей и можно будет тихонечко убраться восвояси.
Взяв еще один бутерброд, Александра перехватила тоскующий взгляд Димы Тимофеева, собственного корреспондента «Вестей» в Багдаде, который толковал о чем-то с Викой, и бегло ему улыбнулась. Димка закатил глаза и поднял брови, выражая отчаяние, но Александра спасать его не собиралась. Она слишком устала, неохота ввязываться в Викины светские беседы. Прилаживая бутерброд, чтобы половчее откусить, она осторожно повернулась в сторону балкона, где было не так людно, и нос к носу столкнулась с французом.
Пардон, пробормотал он и вежливо посторонился. Рядом с ним Александра чувствовала себя слонихой.
Ничего, лучезарно улыбнулась она с высоты своего роста.
Весь он был какой-то невзрачный. На худом загорелом лице очочки, одет то ли бедно, то ли непривычно для русского глаза темный свитер, темные джинсы, нелепая жилетка. И господи, спаси и помилуй! волосы собраны сзади в короткий хвост.
Он тоже улыбнулся. Улыбка у него оказалась приятной.
Я, наверное, за всю жизнь столько не знакомился, сколько за сегодняшний вечер, сказал он Александре по-русски. И никого не запомнил.
Очень удивленная, Александра замерла с бутербродом в руках со всегдашней своей неловкостью, за которую ее так ругал Андрей, она даже не догадалась пристроить его на тарелку. Знакомясь, французик пробормотал что-то вроде «Нотр-Дам, норсульфазол», то есть изъяснялся явно по-своему, по-иностранному, это она точно запомнила. А теперь вдруг на великом и могучем
Вы говорите по-русски? с изрядным опозданием удивилась она.
Говорю, подтвердил он. Как у каждого или почти каждого порядочного француза, у меня имеется русская бабушка вполне княжеского рода. Учить русский язык в семье считалось хорошим тоном.
Надо же! искренне восхитилась Александра чуть ли не впервые в ее журналистской практике ей попался иностранец, говорящий по-русски.
Он учтиво стоял рядом, и было непонятно, что ей теперь делать протиснуться мимо него вместе со своим бутербродом к окну или завязать с ним легкую и приятную беседу. Места между столом и французом было мало, поэтому Александра выбрала беседу, проклиная на чем свет стоит Вику, флиртующую с Димкой. Пусть бы сама развлекала своего француза она, Александра, светскими талантами никогда не блистала.
Вы впервые в Москве? поинтересовалась она со всей непринужденностью, на которую только была способна. Должно быть, со стороны они выглядели забавно изящный француз и она, зажавшая бутерброд в горсти, как последнюю гранату.
Родители привозили лет тридцать назад. Я помню все очень смутно, ответил он и опять улыбнулся смущавшей ее улыбкой. Сейчас многое в Москве изменилось, верно?
Пожалуй, акцент в его речи все-таки был. Вернее, даже не акцент, а легкий намек на него, некая приятная неправильность интонации, которую трудно сразу уловить. Да, а как же его зовут? Она не собиралась с ним разговаривать и была уверена, что его имя ей не понадобится, поэтому плохо слушала Вику, когда та представляла их друг другу. И что теперь делать? Спросить? Или обойтись предложениями без обращения?
Прошу прощения, сказала Александра несколько смущенно, но я не запомнила вашего имени. Меня зовут Александра Потапова. Я журналистка. Работаю корреспондентом в «Новостях» на Первом телевизионном канале. До сих пор, представляясь, она испытывала прилив жгучей гордости. А вы?
Прошу прощения, сказала Александра несколько смущенно, но я не запомнила вашего имени. Меня зовут Александра Потапова. Я журналистка. Работаю корреспондентом в «Новостях» на Первом телевизионном канале. До сих пор, представляясь, она испытывала прилив жгучей гордости. А вы?
Меня зовут Филипп Бовэ, ответил француз, ничуть не смущенный нарушением этикета: наверное, он сам разбирался в нем не слишком хорошо. Я приехал в Россию писать книгу. Пробуду здесь, возможно, около года.
Вы журналист? спросила Александра. В то, что он знаменитый писатель, она как-то не очень поверила.
Не совсем журналист, ответил он, подумав. Когда-то хотел быть журналистом. Но так им и не стал. Появились другие дела.
Понимающе кивая, Александра думала о том, как бы повежливее отойти от него. Конечно, она уже не школьница-переросток, а вполне зрелая женщина с надежно упрятанными комплексами, но все-таки возвышаться над ним маленькое удовольствие. Хотя он был не намного ниже, сантиметра на три, пожалуй Но и три сантиметра ее нервировали.
Кажется, я не даю вам есть, догадался француз.
Я сегодня очень устала, доверительно сообщила ему Александра, с сожалением рассматривая рыбу на прозрачном ломтике свежего хлеба: откусить при нем она не решалась. Пятница самый трудный день. Обязательно произойдет что-нибудь непредвиденное. Перед выходными все стараются как следует накачать народ, чтоб никто, не дай бог, не забыл, в какое ужасное время мы живем