Повернувшись на спину, я улицезрел высокого смуглого короткостриженного парня, зачем-то облачённого в английский френч (уж что-что а фильмов про Гражданскую в своё время просмотрено было немало).
Наверное, какой-нибудь реконструктор. Сейчас это довольно модно.
И всяко лучше, чем тупо пялиться в экраны смартфонов.
Кстати, смотрелся френч довольно аутентично. Такое чувство, словно парень носил его каждый день, а то и спал, не снимая.
Сам реконструктор сиял при этом так же, как его начищенные до блеска сапоги. Это я тоже успел заметить как-то само собой.
Жорка! Он едва не кинулся на меня, чтобы обнять, но в последний момент остановился.
Его явно смутило недоумение, с которым я его встретил. А недоумевать, действительно, было с чего.
Во-первых, здравствуйте! Во-вторых, не Жора, а Георгий, принялся читать нотацию я. Ну и в-третьих: я вам, молодой человек, в отцы гожусь!
Жора, ты чего? поразился незнакомец. Издеваешься что ли? Какие отцы? Я тебя на год старше!
Я подумал, что окончательно схожу с ума Парню навскидку было лет двадцать, не больше.
Глава 3
Не обращая на меня внимание, он начал выкладывать на прикроватную тумбочку гостинцы.
Извини, я на скорую руку собирался. Хватал, что под руку попалось. Тут тебе сала немного, ситного у нэпманов в лавке купил Свежий хлеб недавно из печи. А вот табачку, прости, не раздобыл. Зато вот махорочка есть, похвастался он.
Зачем? не понял я.
Странный вопрос зачем махорка? Чтобы курить, пожал плечами парень.
Махорку мне довелось попробовать в конце восьмидесятых, когда внезапно табачные изделия и мужские носки стали предметом страшного дефицита. Порой доходило до того, что солидные мужики подбирали бычки на улице и я не шучу.
Те, кто довёл тогда страну до ручки, вполне заслуживали пули в лоб. И это тоже совсем не шутка.
За хлеб и сало огромное спасибо! А вот махорки не надо, твёрдо объявил я.
А что такое? Уж извини, папиросы американские не по карману, голос парня дрогнул. До получки далеко.
И мне вдруг стало глубоко противно за то, что я ненароком задел его чувства. Он ведь искренне рад встрече со мной. Почему другое дело, это я выясню потом. Ну, а я веду себя как сволочь какая-то. Блин, аж тошно.
Не по-людски это, не по-людски. Чувствую себя последней скотиной.
Надо как-то выруливать из ситуации.
Курить завязываю, примирительным тоном сказал я. Доктор запретил. Говорит, вредная штука табак. Капля никотина убивает лошадь.
Ясно. Парня мои слова успокоили.
Не из обидчивых, и это вызывало к нему искреннюю симпатию.
Он улыбнулся и щёлкнул указательным пальцем по горлу.
Ну, а с этим делом как? Не запретили?
Нет.
Так это же здорово! Надо бы обмыть твоё чудесное выздоровление. Правда, пока нечем, но завтра что-нибудь придумаем. Да, мужики тебе приветы передают. Рады за тебя слов нет.
Спасибо! Ты им тоже от меня приветы передавай! Пусть держатся! и ведь не знаю пока, о ком речь, но говорю вполне искренне.
Обязательно! пообещал парень.
Я набрал в грудь побольше воздуха, выдохнул и осторожно заговорил, надеясь, что после сказанного, не стану выглядеть в его глазах идиотом:
Слушай, ты извини, пожалуйста, но у меня с памятью что-то не того Наверное, эта самая амнезия. Что-то помню, что-то не помню.
А, ну это бывает, кивнул он. Я сам после контузии таким макаром мучался. Ничего страшного, потом в норму придёт.
Хотелось бы
Да всё путём будет!
Не сомневаюсь. Но на это время понадобится ну ты сам по себе знаешь. И вот какая закавыка уж больно избирательно как-то память работает. Например, что меня зовут Георгием помню, а вот как тебя прости, но забыл.
Он посерьёзнел, подобрался и протянул мне руку.
Тогда давай снова знакомиться. Михаил Баштанов твой друг и по совместительству агент второго разряда губрозыска.
Чего? недоумённо замигал я.
Признаюсь, слова Михаила загнали меня в тупик. Предположим, что такое губрозыск понять можно, но что это за агенты, да ещё с разрядами? И ведь не шутит же он, вполне серьёзно говорит, пусть и с лёгкой иронией.
Может и впрямь память отшибло?
Коллега твой, пояснил он. Мы с тобой вместе в губрозыске работаем аж с двадцатого года.
Две тысячи двадцатого?
Он задумчиво почесал макушку.
Ну ты хватил, брат! Одна тыща девятьсот двадцатого.
Понятно, протянул я, хотя в действительности не понял ровным счётом ничего. С одна тысяча девятьсот двадцатого года, значит Ну, а сейчас год какой?
Так двадцать второй, рот Михаила расплылся в широкой улыбке. Причём, заметь одна тысяча девятьсот двадцать второй.
Это само собой, не стал спорить я.
От услышанного голова просто шла кругом. Я просто не соображал, что со мной происходит и что вообще нужно делать в подобных случаях.
С ума сошёл? Вряд ли. Для психа я чересчур ясно и логично соображаю.
Ну и на программу «Розыгрыш» происходившее точно не походило. Да и кто я такой, чтобы так надо мной подшучивать? Обычный опер, каких пруд пруди.
И стоило мне только вспомнить о своей работе, как в мозгах что-то щёлкнуло. Пропала растерянность, пришла знакомая по службе злость врёшь, не сомнёшь! И уверенность в собственных силах. Опера никогда не сдаётся!