«Я та самая женщина, которая шокировала вас вчера утром, сердито подумала она. Просто на мне подходящее случаю скромное и красивое платье, волосы забраны в прическу, и я припудрила носик, устраняя следы загара. И теперь вы довольны, не так ли? Но мне ваше мнение безразлично, ваша светлость».
Он пожал ей руку и подошел к хозяину дома, ожидая подходящего момента, когда старик сможет вернуть ему рукопожатие.
Милорд приветствует вас в старом дворце, ваша светлость, поклонился мистер Хоскинс. Я Кристофер Хоскинс, капеллан и секретарь епископа.
Герцог оказался не настолько заносчивым, чтобы не пожать руку и мистеру Хоскинсу, с удовольствием отметила про себя Верити.
Епископ, мисс Вингейт, преподобный Хоскинс, позвольте мне представить вам моих братьев и сестер. Трое младших остались дома.
Красивые детишки, ничего не скажешь, но ведут они себя как-то неестественно, словно выполняют заученный урок, а не проходят привычную процедуру, подумала Верити. Боятся брата? У нее сложилось именно такое неприятное впечатление. Возможно, ему даже не приходится запугивать их открыто, достаточно просто яростно сверкать глазищами в сторону этих нежных созданий.
Красивые детишки, ничего не скажешь, но ведут они себя как-то неестественно, словно выполняют заученный урок, а не проходят привычную процедуру, подумала Верити. Боятся брата? У нее сложилось именно такое неприятное впечатление. Возможно, ему даже не приходится запугивать их открыто, достаточно просто яростно сверкать глазищами в сторону этих нежных созданий.
Герцог сел рядом с ее отцом, молодежь Верити усадила рядом с собой на двух диванчиках, расставленных вокруг чайного стола.
Скоро принесут закуски, улыбнулась она, заметив, что дети исподволь рассматривают и ее, и убранство зала. А теперь расскажите мне немного о себе. Насколько я понимаю, у вас есть еще братья и сестры?
О да, нас всего шестеро, ответила за всех старшая, Алтея. Мне шестнадцать лет, Араминте и Бэзилу по четырнадцать, они у нас близнецы, потом идет Алисия, ей тринадцать, Бертрану десять, и Бенджамину девять.
И вы живете с братом и мамой? Мне бы очень хотелось с ней познакомиться, но я не уверена, готова ли она сейчас к визитам. Я была очень огорчена, узнав о смерти вашего отца и, конечно же, деда.
Мы не знали старого герцога. Он не ладил с мамой и папой, разоткровенничался Бэзил. Теперь мы живем с Уильямом, а мамаK переехала в Дауэр-Хаус, потому что Уильям наш опекун. Он говорит, что мы маленькие дикари и нас надо цивилизовывать, а мамаK считает, что цивилизованность подавляет природное творчество. Мы очень скучаем по папе, а мамаK всегда грустит. Но Уиллу все равно, он насильно заставляет нас учить всякие глупые штуки вроде арифметики и латыни. И мы должны «прилично себя вести». Причем все время, хмуро добавил он.
Мы обязаны обучиться манерам, и шитью, и как пользоваться глобусами, добавила Араминта. То есть девочки. Мальчикам не надо шить и ходить с книжками на голове.
На тиранию не похоже в общем-то, обычное аристократическое воспитание.
Арифметика полезна, заметила Верити. Она поможет вам управлять своим жалованьем, например, и вас не обманут в магазине.
Девочкам понравилась эта идея, но Бэзила слова Верити не убедили.
Денег у нас куры не клюют. Чего о них беспокоиться? МамаK и папаK никогда не заставляли нас делать то, что нам не нравится. МамаK говорит: траур это устаревший обычай, придуманный для угнетения женщин, мы можем грустить о папе, как того пожелаем, а не просто ходить в черном. Я уверен, она с удовольствием приняла бы вас. Он поморщился. Полагаю, траур и мальчиков тоже угнетает. ПапаK не хотел бы, чтобы мы все время ходили смурные и совсем не развлекались. И это не значит, что мы по нему не тоскуем. Еще как тоскуем.
Горевать по отцу это вполне естественно. Верити чуть не подпрыгнула, услышав у себя за спиной громкий голос герцога. Но в обществе существуют определенные правила, и именно они делают нас цивилизованными людьми. А вы ведь хотите быть цивилизованными, не так ли?
Да, Уильям, хором ответили дети. Однако выражение их лица говорило совсем о другом.
«Он пытается превратить их в марионеток», решила Верити, изучая три маленьких личика.
Не хотите ли прогуляться по саду?
Они повскакивали со своих мест, заслужив неодобрительное шипение опекуна. Верити тоже встала и повернулась к герцогу. Он нависал над ней всем своим ростом. «Слишком близкий, слишком крупный и слишком уверенный в себе».
Сегодня прекрасный денек, вам так не кажется, ваша светлость?
Чудесный, согласился тот. И я тоже не отказался бы посмотреть окрестности.
«Я вообще-то не вас имела в виду. Оставайтесь здесь и сидите напыщенным гусем», фыркнула про себя Верити, но произнести этого вслух она, конечно же, не могла.
Сюда, пожалуйста.
Девушка повела его к выходу на террасу, и он, само собой разумеется, опередил ее и распахнул перед нею двери. От него исходил тонкий аромат одеколона с нотками испанской кожи. Очень мужественно и сдержанно. Очень правильно.
Благодарю вас.
В далеком пятнадцатом веке старый дворец представлял собой укрепленный квадратный дом с большим внутренним двориком. Когда при Генрихе VII ситуация в стране более или менее стабилизировалась, тогдашний епископ снес одно крыло, открыв двор с южной стороны. При Генрихе VIII к концам здания пристроили две причудливые башенки, а при Джеймсе I на месте двора был разбит сад.