Стояло радостное летнее утро, совсем как сегодняшнее, когда Элизабет, сидя в корбриджской библиотеке, где выдавали книги на дом, случайно наткнулась на одну статью в этом журнале. Внимание ее привлек заголовок, но очень скоро ее очаровала искренность самой статьи.
«Слышанные мной от многих мужчин возражения, что образование сделает нас слишком самоуверенными, само по себе неубедительно и несправедливо, потому что ничто, кроме знаний, не избавит нас от праздности и суеты, в которых нас обвиняют…»
Наконец-то, подумала она тогда, вот журнал, осмеливающийся предоставлять свои страницы женщинам, которые не боятся высказать убеждения, долгие годы хранившиеся под спудом. Элизабет купила тогда номер этого журнала и прочла его от корки до корки, а потом сидела допоздна, сочиняя хвалебное письмо издательнице, мисс Элайзе Хейвуд, популярной романистке и автору пьес. К сожалению, большую известность этой особе принесло то, что она оставила своего мужа, который дурно с ней обращался, нежели ее литературное дарование.
За сим последовала переписка, превратившаяся в дружбу между двумя одинаково мыслящими женщинами, происходившими из совершенно разных слоев общества. Наконец-то Элизабет узнала, что такое общность взглядов, и получила подтверждение мыслям и мнениям, которые обрела по мере своего взросления. И вот однажды Элизабет получила предложение принять участие в журнале, написав что-то свое, анонимно, разумеется, потому что если бы обнаружилось, что дочь одного из самых знатных вельмож Англии проповедует подобные идеи, разразился бы ни с чем не сравнимый скандал.
Поначалу Элизабет всего лишь намеревалась написать простое исследование ущерба, происходящего от того, что женщин не допускают в те же научные сферы, что и мужчин. «Почему, — письменно вопрошала она, — почему все считают, что женский интеллект лучше удовлетворяется выбором ленточки для волос или размышлениями о том, куда лучше положить стежок на вышивке, чем занятиями философией либо историей?» За этим рассуждением последовало второе, а потом, прежде чем Элизабет спохватилась, и другие, и в конце концов получилось, что она стала писать развернутые «Письма знатной леди» по поводу каждой удачной публикации в журнале.
Элизабет взяла чистый лист бумаги и приготовилась сочинять очередное письмо в журнал. Прежде чем обмакнуть перо в чернила, она на мгновение задумалась, мысленно возвращаясь к сцене, разыгравшейся сегодня за завтраком.
«Что вы намерены делать сегодня, дочь моя?»
Элизабет начала писать своим изящным аккуратным почерком:
«Письмо знатной леди, протестующей против того, что молодых женщин заставляют сидеть за рукоделием…»
Глава 2
Месяц спустя…
Дорожная карета Сьюдли катилась, подпрыгивая, по ухабистой нортумбрианской дороге. Над развалинами Адрианова вала нависла темная мгла. Небо было затянуто облаками, не пропускавшими солнечного света, а ветер только слабо шевелил высокий болотный тростник, отчего казалось, будто карета плывет, подхваченная дыханием дремлющего дракона из старой сказки, который прячется среди пустынных, поросших вереском холмов.
В экипаже сидели Элизабет и Изабелла; снаружи их охраняли два самых надежных вооруженных телохранителя герцога — огромные горы мускулов и мяса, именуемые Тайтусом и Манфредом. Конечно, имелся еще и кучер Хиггинс, но в нем не было ничего угрожающего, поскольку росту в нем было всего лишь пять футов, а весу — десять стоунов [2] вместе с сапогами. В то утро они пустились в дорогу поздно и остановились только один раз, чтобы дать отдых лошадям, а сами с удовольствием позавтракали хлебом, ветчиной, сыром и терпкими яблоками из сада Дрейтонов, которыми снабдила их герцогиня.