Ох, как он тогда, идиот, возрадовался, как возликовал. «Вот она! думал он, сверля загоревшимися глазами ее нежный затылок. Она девушка его мечты и долгих поисков».
Все ему понравилось в ней: ум, образованность, красота, утонченность, нежность. Даже имя ее с фамилией звучали напевно и нежно, как звук арфы. Хотя и арфы-то толком никогда не слыхал, но вот втемяшилось в башку, что звучат ее имя с фамилией, как звук арфы, и хоть умри, так и мямлил потом и мял в мыслях, что все так, и быть иначе уже не может.
Он весь вечер не отходил от Лилии, отбивая всех возможных мастеров разговорного жанра. Сам-то он в светской беседе был не мастер. Нукал через слово, вставлял без особой нужды «как бы» еще чаще, мычал в ответ что-то нечленораздельное, когда она его спрашивала о живописи и театре.
А что он сказать-то ей мог? Вся его живопись это этикетки на продукцию, которые следовало менять периодически, чтобы глаз потребителю не намозолило и чтобы продукцию его с прилавков хватали. А весь театр для него это его бизнес, в котором иногда такие представления разыгрывались, что хоть святых выноси. Там и артистов, и режиссеров, и сценаристов хватало, будь уверен!
Вот и мычал, и нукал возле нее весь вечер, не зная, как подступиться и утащить ее в темный уголок какой-нибудь, да потискать там, как бывало частенько на таких вечерах. Так, впрочем, и не решился. Слишком уж она холодно глянула на него, когда застукала его блудливые глаза на своем декольте. Он аж отпрянул, настолько холодно она посмотрела.
«Какая недотрога! Какая порядочная девушка!» пускал он в ту ночь слюни по дороге домой. Если она от одного его взгляда так оскорбилась, то уж допускать до себя всякого-разного точно не станет. Таким морозцем из ее прекрасных голубых глаз пробрало по спине, что сделалось холодно до пяток!
Знал бы он тогда, придурок, что за тем за всем сокрыто было! Э-эх, как бы знал бы
Бежал бы тогда точно без оглядки от Лилии Леиной самой прекрасной из прекрасных женщин с лебединой шеей, походкой и статью аристократки, голубыми льдистыми глазами и холодной плотью Снежной Королевы.
Не убежал, первые пять лет искренне надеясь растопить ледяное сердце и стылое тело своей жены. Все делал скидку на ее молодость, неопытность, стеснение и усталость. У его же Лилии был свой бизнес! Из-за этого-то, может, и брак их не удался, треща по всем швам. Из-за этого, может быть, и валилась она в постель не чуя ног. И руки его с себя спихивала. И ныла всякий раз под ним
Дмитрий Кагоров, который для закадычных друзей всегда был просто Митяем, с неприязнью покосился на свою спящую жену.
Господи! Ну за что ему такое наказание?! Почему он должен каждую ночь ложиться в постель именно с этой женщиной и каждое утро с ней же просыпаться?! Она и не женщина вовсе. Она
Она огромная замороженная рыбина! У нее даже кожа поблескивает в полумраке спальни, как покрытая инеем рыбья чешуя! Кагорову порой было страшно руку протянуть и коснуться ее, так и казалось под пальцами стеклянно хрустнет ледок и к ладони чешуя примерзнет.
Все думал, все надеялся, что родит Лилия ребенка, и все изменится. Надеялся, что устроит им крохотное чадо вместе с полуночным ревом такой ледоход, что своды спальни не одни его стоны станут отражать. Что очнется наконец его Снежная Королева, сбросит ледяные одежды и полюбит его по-настоящему. И встречать у порога будет, и по утрам будить поцелуями, а не в столовой, сидя за столом, приветствовать своим аристократичным: «Доброе утро, дорогой».
Тьфу-тьфу-тьфу на ее домашнюю вышколенную позу. Обрыдла так, что хоть волком вой!
На стульчик упасть мы не можем, мы с прямой спиной непременно сядем. На диван с ногами? Ни-ни! Ноги раздвигать чрезмерно широко тоже неприлично, даже если ты дома и в брюках. Разве пристало настоящей светской женщине сидеть, как хабалка?
А пристало ли ему день за днем наблюдать ее манерность?! А может, ему хоть раз в жизни хочется увидеть ее растрепанной, с лихорадочным румянцем и размазанной помадой по щекам, когда он ее врасплох прямо в прихожей прямо на маленьком столике
Нельзя, мать ее! Нельзя ни в прихожей, ни на столике, и растрепаться нельзя, и уж тем более позволить губной помаде размазаться! Все должно быть в рамках приличия!
А пристало ли ему день за днем наблюдать ее манерность?! А может, ему хоть раз в жизни хочется увидеть ее растрепанной, с лихорадочным румянцем и размазанной помадой по щекам, когда он ее врасплох прямо в прихожей прямо на маленьком столике
Нельзя, мать ее! Нельзя ни в прихожей, ни на столике, и растрепаться нельзя, и уж тем более позволить губной помаде размазаться! Все должно быть в рамках приличия!
А он вот плевать хотел на ее рамки, рвать и ломать хотел их с треском! Варварски! Как захватчик, как насильник!
Позволил себе как-то раз подобное, что тут было!!! Она его едва в психушку не отправила, подключив папины связи. Еле-еле друзья-приятели отбили от этой замороженной стервозины.
Ты че, Лилька, говорят, ополоумела совершенно? Мужика в психиатрическую клинику собралась уложить только за то, что он тебя трахнуть посмел по-человечески?!