Илья собрался уже ей ответить, как затрещал мобильный телефон. Звонил Денис Матвеевич заведующий отделением.
Алло, поднес он телефон к уху. Добрый вечер, Денис Матвеевич.
Здравствуй, Илья. Выспался?
Да, все хорошо, спасибо. Как прошел рабочий день?
Об этом я и хочу поговорить с тобой, устало вздохнул Карякин на том проводе. Не слишком поздно? Ты можешь разговаривать?
Одну минуту, Денис Матвеевич Илья повернулся к сестре: Малыш, уже поздно и тебе пора спать. Беги к себе, ложись, а завтра мы с тобой придумаем, чем заняться.
Поняв все с полуслова, Олеся поцеловала брата и выпорхнула за дверь.
Я слушаю вас, Денис Матвеевич, вернулся Илья к разговору.
Знаешь, Илюш, твой больной из четвертой палаты, Синицын, ведь умер сегодня ровно в девять утра, сердце Ильи пропустило удар. Значит, мистическое предсказание сбылось. Странно как-то Чувствовал себя хорошо, ни на что не жаловался, а потом остановка сердца. Все наши попытки реанимировать ни к чему не привели. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате обширного инфаркта. Вот так-то, повисло тяжелое молчание. Понимаю, что ты сейчас подбираешь нужные слова, но сказать тут нечего. Факт остается фактом. Никто не виноват в его смерти. Сыграло ли роль самовнушение, я не знаю. Да и неважно все это.
Сколько ему было лет? Илья с трудом задал вопрос. Голос не повиновался ему. Работая в больнице, привыкаешь, что смерть всегда рядом. Но этот случай не вписывался в обычные рамки. Он нарушал все законы медицины. Человек, которому сделали сложнейшую операцию на головном мозге, умирает от банального инфаркта. Уму непостижимо!
Сорок пять, как и мне, усмехнулся Карякин.
Что же мне теперь делать? задумчиво произнес Илья. Куда девать ту вещь?
А никуда, спокойно ответил заведующий. Оставь ее у себя, засунь подальше и забудь. Не было ее никогда. Понял? Жена его была сегодня у меня, она даже не упомянула о раритете. Ты тоже кроме меня никому не рассказывал о ней. Вот и забудь.
Трудно забыть о таком. Мысли всякие лезут в голову.
А я тебе говорю, забудь, строго велел Карякин. В конце концов, тебе есть о чем думать. Как, кстати, себя чувствует Олеся?
Сегодня появились перепады в настроении. По всей видимости, начинается продромальный период, Илья тяжело вздохнул. Думаю, припадок может случиться завтра. Буду наблюдать и ждать наступления ауры
Непосредственно перед припадком, за три-пять минут, у Олеси появлялась аура состояние-предвестник. В этот момент она улавливала запахи, достаточно экзотические, которых и в помине не было. Илья вспомнил, что на прошлой неделе она отчетливо уловила аромат магнолии и кипариса. А однажды она почувствовала запах свежего типографского издания.
Надо бы сделать электроэнцефалограмму, задумчиво произнес Карякин. С момента последней уже прошло полгода. Нужно определить степень распространения, если она есть. Приезжай-ка ты с ней на следующей неделе, немножко пообследуем, и не забывай регулярно давать противосудорожные.
Хорошо, Денис Матвеевич, вздохнул Илья.
Давай закругляться, спокойной ночи, Илюш. И держи нос по ветру, не унывай.
Илья отключился и надолго задумался. Сейчас он испытывал чувство невозможности повернуть время вспять, внимательнее отнестись к словам больного из четвертой палаты, принять меры и не допустить наступления смерти. Может быть, результат был бы все равно таким, но он хотя бы попытался что-то сделать, а не отправился спокойно домой, приняв слова Синицына за бред сумасшедшего.
Солнце спряталось за горизонт, и мансарда погрузилась в темноту, лишь свет монитора бросал отблеск на небольшой участок стола. Ночная прохлада еще не пришла на смену дневной жаре. Душный воздух пропитался запахом садовых цветов и влагой с озера.
Илья подошел к распахнутому окну и выглянул в сад. Правильно рассаженные декоративные деревья и кустарники в мягком свете фонарей наполняли сад одновременно строгостью и великолепием. Все дышало изяществом и роскошью. Илье нравилось смотреть на вечернее буйство красок. Красота сада моментально находила отклик в его душе, гармонировала с внутренним миром. Если Илья веселился, то и сад казался нарядным и торжественным, если, как сейчас, испытывал грусть, то и сад проникался этим чувством и выглядел неотразимо-печальным.
С того самого дня, как умерла горячо любимая мать, которой он восхищался, как женщиной и мудрым и добрым человеком, всегда умеющим найти слова поддержки, в душе Ильи поселилась горечь. Именно сейчас мама была особенно ему нужна, как и ее поддержка. Но она ушла, и только друг в друге они с сестрой находили утешение. Карлову не свойственны были душевные муки. Он переживал лишь потерю вещи, которую считал драгоценной. А мама была не вещь. Илья всегда считал ее ангелом с крыльями, которая взлетела, как только у нее появилась такая возможность, и вырвалась из земного плена.
В такие минуты, как сейчас, Илья чувствовал свою уязвимость. Все время ему приходилось прятаться, скрываться под маской равнодушия или веселости. На ум пришли слова Есенина, написанные как будто специально для него: