И след горел.
Лешек положил ладонь на камень. И сила отозвалась охотно, потянулась и схлынула, завихрилась, полетела, спеша к метке следа. Вздрогнули подземелья, и грохот обвала разнесся по ним.
Что это? Дарья вздрогнула.
Ничего, соврал Лешек, ее пальчики аккуратно сжав. Здесь случается.
А врать вы не умеете.
Не умею. Думаешь, надо учиться?
Он все равно ушел, тот человек, Дарья поморщилась и чихнула. Не люблю менталистов
А кто ж их любит?
Стрежницкий не спал. То ли совесть, внезапно очнувшаяся, мешала, то ли просто выспался за день, вылежался, и теперь перина казалась комковатой, пуховое одеяло жарким, а собственное тело внезапно стало слабым, негодным.
И в голову вот лезло всякое.
Богдан, раздался тихий шепоток. Что ж ты так со мной?
Он повернул голову и руку положил на рукоять револьвера. Оно-то, конечно, охрана охраной, а привычки привычками.
Сама виновата, ответил, чувствуя, как вялые пальцы беспомощно скользят по металлу. Ишь ты, и не сгибаются почти.
Зелья это. Выпейте. Надобно. Боль отступит. Да чтоб он хоть раз еще
В чем виновата? слезливо поинтересовался голосок, от которого рана в глазу зачесалась невероятно. И Стрежницкий заскрипел зубами. Вот и где, спрашивается, эта самая охрана? Его, может статься, убивать пришли, а их будто и нет.
Зелья это. Выпейте. Надобно. Боль отступит. Да чтоб он хоть раз еще
В чем виновата? слезливо поинтересовался голосок, от которого рана в глазу зачесалась невероятно. И Стрежницкий заскрипел зубами. Вот и где, спрашивается, эта самая охрана? Его, может статься, убивать пришли, а их будто и нет.
Спят, что ли?
Так и ты ж меня убить собралась, он закрыл глаза и задышал часто, быстро, заставляя себя сосредоточиться на вялой руке и треклятом револьвере, который оказался дальше, чем должен был быть. Или не собиралась?
Я тебя любила, с упреком произнес призрак.
Повеяло холодом. Жутью.
А в голове прояснилось. Все ж таки боль хорошее средство, от воздействия помогает наичудеснейшим способом.
И дитя наше
Какое дитя? пальцы таки добрались до рукояти. Мы с тобой всего-то с полгодика вместе и побыли, откуда дитяти взяться?
Мое мое призрак отделился от стены. Он казался бледным пятном. Разве ж не обещал ты заботиться
Не обещал.
К обещаниям своим Стрежницкий относился весьма серьезно. И теперь подтянул револьвер поближе, а сам заскулил, надеясь, что выглядит в достаточной мере жалко, чтобы тварь подобралась поближе.
Ты виноват, виноват знакомый голос очаровывал, и на глаза навернулись слезы, сердце в груди вспыхнуло, сжалось, а после пустилось вскачь. Того и гляди разорвется. Во рту пересохло, а пальцы мелко задрожали. Искупи, искупи искупи
Чем? Стрежницкий зажмурился, изо всех сил пытаясь противостоять наваждению. А давили крепко, сминая волю; и если бы не благословенная боль в горящем глазу, он бы не выдержал. Он зацепился за эту рану, которая еще недавно злила, и держался ее, смакуя боль во всем ее многоцветье. Он дышал прерывисто и задыхался, а в груди закипал кашель.
Придет от меня придет помоги сделай, что скажет ты должен должен иначе умрешь
Призрак подобрался достаточно близко, чтобы Стрежницкий различил тонкий цветочный аромат духов. И как ни странно, запах этот придал сил.
Будут пугать? Как бы не так.
Он поднял руку. И выстрел прозвучал оглушающе, во всяком случае, сам Стрежницкий оглох, а еще ослеп и потерялся где-то, а где, и сам не знал. Мелькнули и полетели темно-зеленым шаром болота, а с ними костры и кони, люди все, которых ему случалось встречать в жизни своей. И мир, и небо И только чьи-то серые глаза удержали его от падения в бездну, в которой проклятую заблудшую душу уже ждали черти с кострами. Подождут
Он пришел в себя сразу, так сказали после. А Стрежницкий согласился. Сразу так сразу. Главное, что очнулся.
И револьвер подхватил дрожащею рукой. И сполз с постели, вставши на четвереньки, поскольку ноги не держали, да и от того, чтобы героически не обмочиться, его удержало лишь чудо.
Эй, кто-нибудь голос звучал на редкость сипло, надсаженно. А еще Стрежницкий распрекрасно осознавал, насколько он ныне жалок. Если бы промахнулся, небось не стали бы нянчиться, подушку на лицо и Что бы он сделал?
Ничего.
А то и вовсе утянули бы в бездну призрачного мира
А он не промахнулся.
И теперь сидел над телом девушки в темно-синем платье с белым отложным воротничком. Чулочки шелковые лицо почти уцелело, пуля вошла аккурат под левым глазом, причем глаз сохранила, а скулу разворотило. И смотреть на это было неприятно, пожалуй.
Война
На войне он видывал и таких вот девочек, и других, моложе, невинней. Застреленных, повешенных, сожженных, замордованных до смерти. И его людьми в том числе, но то на войне, а теперь же мир кажется, мир Только почему он чувствует себя поганей, нежели тогда?
Он прижал пальцы к шее, хотя с такою раной девица не могла остаться живой. И покачал головой. Как же тебя так угораздило-то?
До столика, на котором валялся сигнальный амулет, Стрежницкий полз на четвереньках. Его даже не слишком-то удивило, что охрану не встревожил выстрел. Дай бог, чтоб живы оказались