Он добрался. И поднялся. И, амулетку стащив, сдавил в кулаке.
И сел, закрыл глаза, пытаясь отделаться от шепота: «Помоги помоги и будешь прощен»
Хрена с два. Не за что ему прощения просить. Не за что
Глава 2
Князя все-таки унесли.
И папенька Таровицкой, человек высокий и крепкий, хмурился, двигал бровями и губами, но ни слова не сказал. А бабушка Одовецкой, Таровицкого и взглядом не удостоившая, бросила:
Молодец, отличная работа.
Молодец, отличная работа.
И от похвалы этой Аглая зарделась.
А потом в комнате стало тихо, и когда в ней появилась бледная девушка в пиджаке явно с чужого плеча, никто ее появлению не удивился, а Лизавете лишь подумалось, что писать статью ныне смысла нет, да и писать-то особо не о чем.
Зато князь поправится. Это ведь хорошо?
Ночью ей снилась великая снежная степь, по которой летела собачья упряжка. Огромные псы черной масти бежали легко, не проваливась в зыбкий снег, а широкие полозья не оставляли следов. Сидела в груде мехов драгоценных Заячья Лапа, грызла погрызенный чубук своей трубки.
Встретилась с Лизаветой взглядом. И сказала:
Время близится. Не упусти.
Лизавета, которая вдруг обнаружила, что стоит на снегу босой, кивнула: мол, ни за что не упустит. Правда, чего
Она проснулась засветло.
Тихо. Прохладно.
За окном лето, но этот старый камень и в самую жару не прогревается. Вон пол совсем студеный. Прочие спят. Раскинулась на кровати Авдотья, губами шевелит, будто спорит с кем-то. Свернулась калачиком Одовецкая и так лежит, дрожит во сне, зовет кого-то, а кого, не слышно.
Маму?
Снежка лежит на спине. Прямая. И руки на груди сложила. Сама бледная и Лизавета перекрестилась, уж больно неживой выглядела она.
А вот Таровицкая во сне подушку обняла, стиснула и под живот себе запихала.
Последняя кровать была пуста.
Дарья
Неудобно вышло вчера, да. И уверения, что подобное случается, не помогли.
Ныне Дарья не спала. Сидела на подоконнике, сжавши кулачки, прислонилась лбом к мутному стеклу и глаза закрыла. По щеке ее бледной ползла слезинка.
Что случилось? спросила Лизавета тихо.
Ничего, Дарья шмыгнула покрасневшим носом и тихо спросила: А сильно заметно?
Что ничего не случилось? Изрядно.
Дарья вздохнула.
Пойдем, Лизавета протянула руку. Холодной водой умоешься. И еще по полтине на каждый глаз положи, минут на десять, хорошо отек снимает.
А моя матушка огуречный рассол пользует, Дарья торопливо смахнула слезинку и сползла с подоконника. Говорит, что лучше его нет.
Может, и нет, согласилась Лизавета. Только где мы сейчас рассол возьмем?
Только-только рассвело. Солнце, темно-красное, налитое, еще висело над самою землей, будто раздумывая, а стоит ли вовсе на небосвод лезть, выдержит ли он, такой хрустально-хрупкий, всю тяжесть светила. Еще немного, и дрогнет, покатится, отмеряя утренние часы. И смолкнут соловьи, уступая дневным птахам
Я его люблю, пожаловалась Дарья в умывальне. Как думаешь, можно влюбиться с первого взгляда?
Думаю, что если ты влюбилась, то, значит, можно, Лизавета тоже умылась.
А вода леденющая.
То ли красавицам не положено, то ли новое испытание удумали, то ли горячую позже пустят. В конце концов, кто в такую-то рань несусветную встает.
Маменька сказала бы, что это глупость и блажь, что в мужа влюбляться надо.
А если нету?
Тогда завести и влюбляться.
Наступил Лизаветин черед вздыхать: муж, чай, не таракан, сам собою не заводится. А если так, то неужели без любви жить? Как-то оно несправедливо.
Я я его раньше на ярмарке в Арсинор на ярмарку папенька повез у меня кошель украли. Дарья похлопала себя по щечкам. Давно уже. Мне было десять, и я полгода деньги собирала для ярмарки папенька давал. А маменька не велела от себя отходить. Только она все по купцам, ей книжные лавки без надобности. Я же хотела не подумай, у нас большая библиотека в доме, только все больше или про святых, или про полководцев. Я про магию хотела научиться даром управлять, чтоб знаешь, это обидно, когда тебя все забывают. А дома только по основам. Вот и хотела купить такую книгу, чтобы понимаешь?
Лизавета кивнула.
Вот я и отступила думала, что взрослая уже, да и чего мне сделается-то? Привыкла, что люди меня не видят, а тут вот срезали. Я в лавке только и поняла книг выбрала, платить хотела, а вместо кошеля одни веревочки. Обидно стало до слез. Я и разрыдалась. А он спросил, чего реву, и книги мне сунул. Потом сказал, что одной гулять не стоит, что опасно, и мы гуляли вместе. Он, его приятель и я
Дарья вновь всхлипнула:
Я ж тогда я просто запомнила его я людей хорошо запоминаю, а он он
Тебя забыл?
Дарья кивнула:
Так
Лизавета прикусила губу: вот и чего сказать? Правду? А кому она нужна? Дарья и сама понимает, что дар у него особого свойства, да и без дара всякого попробуй-ка вспомни девицу, которую видел один раз в жизни и много лет тому.
Я понимаю все, Дарья похлопала ладонями по щекам. Просто я тоже не думала, что а встретила и я без него не хочу он хороший. Добрый
Кто?
Цесаревич, прошептала Дарья, слезы по щекам размазывая, и без того красные, те запунцовели совсем уж болезненно. Он надо мной не смеялся.
Да уж, изрядный повод, чтобы влюбиться.