Нет.
Тогда сама подумай: как мне может нравиться Коломба, если я люблю тебя?
Я вздрагивала каждый раз, когда в его голосе появлялись резкие ноты, пугаясь, что между нами что-то не так. «Он просто старается быть приветливым с теми, кто с нами любезен», успокоила я себя и заснула. Однако спала я плохо. Среди ночи мне почудилось, что в постели я одна, но, не успев проверить, так ли это, я снова провалилась в сон. Через некоторое время я все же проснулась: Нино в полной темноте стоял посреди комнаты. «Спи», сказал он мне, и я заснула.
На следующий день хозяева повезли нас в Нантер. Нино все так же всю дорогу шутил с Коломбой и отпускал какие-то неясные намеки. Я изо всех сил старалась не обращать на это внимания. Как мне дальше жить с ним, если я уже сейчас только и делаю, что его подозреваю? Когда мы прибыли на место, он все в той же обольстительной манере принялся заигрывать с подругой Мариарозы владелицей издательства и ее коллегой. Первой было около сорока, второй под шестьдесят, ни та ни другая не шли ни в какое сравнение с обаятельной спутницей Огюстена. Я вздохнула с облегчением: «Он со всеми женщинами так ведет себя». И снова почувствовала себя счастливой.
Обе синьоры встретили меня очень приветливо, расспрашивали о Мариарозе. Я знала, что в продажу книга поступила совсем недавно, но в прессе уже появилась пара рецензий. Синьора постарше показала их мне: у меня сложилось впечатление, что мой успех стал для нее неожиданностью. Обращаясь к Коломбе, Огюстену и Нино, она несколько раз повторила, что читатели прекрасно приняли книгу. Я просмотрела статьи, выхватывая глазами по паре строк. Под ними стояли женские имена, которые мне ни о чем не говорили, зато Коломбе и издательницам были хорошо знакомы; авторы рецензий действительно дружно хвалили книгу. Мне следовало радоваться: необходимость заявить о себе, еще вчера настоятельная, теперь исчезла. Но восторга я почему-то не испытывала. Как будто с тех пор, как я поняла, что люблю Нино, а он любит меня, даже самые лучшие события моей жизни, настоящие и будущие, превратились в приятное дополнение к этой любви. Я довольно сдержанно сказала, что очень довольна, а на предложения издательниц по продвижению книги ответила невнятным поддакиванием. «Надеемся в скором времени увидеть вас снова, воскликнула пожилая синьора. Будем ждать с нетерпением!» Та, что помоложе, добавила: «Мариароза сказала, что вы расстаетесь с мужем. Пусть все пройдет как можно безболезненнее».
Так я узнала, что новость о нашем разрыве с Пьетро добралась не только до Аделе, но достигла Милана и даже Франции. «Тем лучше, подумала я, проще будет официально оформить раздельное проживание. Все мое останется при мне, и я избавлюсь от страха потерять Нино. Я везучая: он всегда будет любить меня одну. А Эльзу и Деде я никому не отдам в конце концов, это мои дочери. Так что все наладится».
6
Мы вернулись в Рим. Прощаясь, мы в чем только друг другу не поклялись. Нино уехал в Неаполь, я во Флоренцию. К себе домой я входила едва ли не на цыпочках, в полной уверенности, что мне предстоит нечто ужасное. Но я ошибалась: девочки не только Эльза, но и Деде, очень мне обрадовались и по пятам ходили за мной по квартире, как будто боялись, что я снова исчезну; Аделе встретила меня приветливо и ни разу не заговорила о том, почему перебралась к нам; Пьетро, бледный как смерть, ограничился тем, что отдал мне листок, на котором записывал, кто мне звонил (имя Лилы повторялось в списке целых четыре раза), проворчал, что должен уехать по работе, и часа через два ушел, не попрощавшись ни с матерью, ни с дочками. Только спустя несколько дней Аделе ясно высказалась по поводу произошедшего: она считала, что я должна образумиться и вернуться к мужу. Еще несколько недель потребовалось на то, чтобы убедить ее, что я не желаю ни первого, ни второго. За все это время она ни разу не вышла из себя, не повысила голоса, не съязвила по поводу моих частых и долгих телефонных разговоров с Нино. Куда больше ее интересовали звонки издательниц из Нантера, которые сообщали мне о том, что книга хорошо расходится, и согласовывали со мной график будущих встреч с читателями во Франции. Аделе нисколько не удивилась моему успеху и предрекла, что в Италии читатели и критика примут книгу еще лучше. Кроме того, она постоянно отпускала комплименты моему уму, общей культуре и смелости и никогда не пыталась защищать своего сына, который, кстати, дома пока больше не появлялся.
Разумеется, никаких дел за пределами Флоренции у Пьетро не было и быть не могло. Значит, думала я со злостью, слегка окрашенной презрением, он просто перевесил наши проблемы на свою мать, а сам сбежал, чтобы спокойно работать над своей бесконечной книжкой. Однажды я не выдержала и сказала Аделе:
Жить с твоим сыном оказалось трудно.
Мужчин, с которыми не трудно, вообще не существует.
Но с ним особенно, поверь мне.
Думаешь, с Нино будет лучше?
Да.
Я знаю, что о нем говорят в Милане: ничего хорошего.
Да какая разница, что там болтают в Милане? Я его люблю двадцать лет, чтобы прислушиваться к сплетням. Я знаю его лучше, чем кто бы то ни было.