Аркадий Петрович внимательно посмотрел на Родина. И даже слегка кривовато усмехнулся.
До задницы тут ваш трамадол. Лизе необходимо замедлить церебральный кровоток и метаболизм тканей. Надо сильно затормозить постсинаптические мембраны нейронов головного мозга. Надо перевести «электрику» высшей нервной деятельности в экономный режим. Потому что у нашей Лизы там сейчас не светильник разума, а факел крекингового производства, нес па?
Родин смотрел на Святогорского с непониманием.
Танька Мальцева и Сёма Панин уже бы догадались. Рано вас с Оксанкой на должности поставили. Рано.
Святогорскому в этом роддоме и в этой больнице давно можно было всё. Тем более сказать такое Родину.
Ей нужна медицинская кома. Ты или принимаешь решение или ты не принимаешь решения, Сергей Станиславович. Ты начмед. В структуре нашей многопрофильной больницы ты фактически главный врач родильного дома. У тебя есть два пути. Первый: выписать Лизу. Акушерской патологии нет. Плод себя чувствует относительно хорошо. Второй: попытаться её спасти, введя в искусственную кому. В истории родов мы можем записать, что делали нейролептанальгезию.
Да от чего её нужно спасать?!
От себя, Родин. От себя.
Диагноз! Скажи мне диагноз!
Я не уверен.
Ты, значит, не уверен, а я принимай решения!
Пусть решение примет муж. Возьми у него согласие на медицинскую кому. Лизу вы, разумеется, тут же прокесарите.
Да что я в эти чёртовы бумажки напишу?! Воскликнул Родин, швырнув на стол Лизину историю родов.
Да что я в эти чёртовы бумажки напишу?! Воскликнул Родин, швырнув на стол Лизину историю родов.
Серёжа. Есть бумажки и они всё стерпят. А есть человек. И он может вытерпеть далеко не всё. Ты заботишься о правильности документации или ты спасаешь человека? Ты почему во врачи в итоге пошёл?
Родин смотрел на Святогорского с беспомощной детской растерянностью. Аркадий Петрович махнул рукой.
Где её муж? Я сам с ним поговорю.
Обещал вернуться вечером. Где-то здесь крутится её отец. Бери у него согласие, если всё так срочно. Хотя я, признаться, ни черта не понимаю!
Святогорский покачал головой, одарил Родина очень говорящим взглядом, который бы на раз считали Мальцева и Панин. И вышел из кабинета.
Он шёл по коридору обсервации к палате Лизы. И ему пришлось перейти на бег. Потому что раздались страшные вопли и к её палате понёсся персонал, обтекая шарахающихся перепуганных беременных и родильниц. Его верный анестезиологический чемодан был с ним. В палате уже были Оксана Анатольевна и Анастасия Евгеньевна. Они пытались успокоить Лизу но куда там. Тут нужен был дюжий санитар или
Натрия оксибутират, сказал Аркадий Петрович, вводя препарат.
И Лиза успокоилась «на игле».
Затем он смешал свой фирменный коктейль для комбинированной длительной внутривенной анестезии, ввёл его Лизе, отдавая распоряжение Оксане Анатольевне:
Разворачивайся, Засоскина! Чем дольше ты тормозишь, тем сильней медикаментозная депрессия плода. Неонатологи по головке за такое не погладят.
Аркадий Петрович, что вы делаете?!
Заведующая обсервацией была растеряна не меньше своего мужа.
Беру командование на себя, он кивнул на кровавые потёки по стенам палаты. Пока что нейролепсия. Затем комбинированный эндотрахеальный наркоз. А затем искусственная кома.
Тыдыбыр уже бежала в сторону родильно-операционного блока.
Тридцать две недели вполне жизнеспособный плод. Особенно при нынешнем аппаратном и медикаментозном оснащении. Поцелуева с Разовой окончили операцию. Святогорский ввёл Лизу в медикаментозную кому. Муж и отец Лизы всё ещё не появлялись. Родин собрал всех у себя в кабинете. И он был мрачнее тучи. Он даже позволил себе кричать на Святогорского!
Аркадия Петровича, признаться, это совсем не напугало. Он попросил Родина набрать номер заместителя министра здравоохранения по материнству и детству Панина Семёна Ильича и включить громкую связь. Через несколько гудков Панин ответил и все присутствующие, кроме Аркадия Петровича, поневоле чуть не взяли под козырёк.
Сёма, привет! Святогорский.
Здравствуй, Аркадий Петрович.
Семён Ильич, я самовольно ввёл женщину в искусственную кому.
Панин взял совсем небольшую паузу.
Уверен, ты это сделал не по желанию своей левой ноги.
Семён Ильич, скажи мне Даже не мне, а всем присутствующим при этом разговоре в кабинете у Родина олухам царя небесного, включая его самого, что такое сенестопатическая головная боль.
Это головная боль, которой нет. Невозможно обнаружить её причину и источник. Абсолютно всё в норме. Но которая есть настолько, что отвал башки.
И чаще всего какой бывает эта головная боль?
Аркаша, тебе заняться нечем, кроме как меня элементарный курс
Сёма, просто отвечай, пожалуйста! Олухи царя небесного слушают тебя, затаив дыхание!
Ох, грехи мои тяжкие, проныл Панин, но подчинился старому другу. Такая боль чаще всего бывает «сделанной».
Чем «сделанной», Сёма? Чем?!
Да ты не хуже меня знаешь! Шизофренией! Чем же ещё!
Но всё равно! Родин опомнился, что он тут начмед. И тоже имеет право голоса. Я понимаю, Семён Ильич, что Аркадий Петрович старше меня, опытней, умнее, что угодно. Но он не взял разрешение ни у мужа, ни у отца пациентки!