И теперь они же, под модной личиной демократов, собрались на какой-то очередной съезд и пытаются так же гуртом, стаей, вырвать большой и лакомый кусок себе, деточкам своим, а другая стая, партия – себе, своим деточкам. А давно ли были секретарями райкомов…
Ну а мне – крохи. Пищевая кость. И скажи спасибо какой-то там партии, что она тебе доверила штурвал и ямщину.
Бастовать собрались летчики. Чтоб и ездового же пса за человека посчитали.
Цены выросли в тридцать раз, а зарплата за это же время – в пятнадцать.
На днях проиндексировали наши пенсии, и если пересчитать по этой пропорции, то… за что боролись, на то и напоролись. Выбастовали.
…Все утро мотался по магазинам, наивно пытаясь сдать накопившиеся молочные бутылки. Но когда они подорожали, не стало тары. Вот так, вдруг, сразу и не стало. Натаскался только сумок, пешком, теперь вот спина болит. Но еще сходил в гараж, принес картошки и баночку прошлогоднего топленого масла из погреба. Супруга до вечера пластается на работе, а у меня выходной. Выходной у капитана тяжелого реактивного лайнера. А в ночь – Комсомольск.
Белье намочено в ванной, стиральная машина дохлая, свет периодически отключают. Надо хоть рубашки руками… И обед надо готовить, он же ужин… так у нас же электроплита, надо ждать, пока дадут свет. Картошки нажарить, да свои огурцы соленые, да еще заветная банка сайры: когда-то ухватил во Владивостоке ящик – вот последняя на дне катается.
Спина болит, лечь бы, но от этого спина болеть не перестанет. И руки тоже.
Как и пять, и два, и год назад, советский человек сейчас абсолютно не уверен в том что: будет ему работа или нет, выгонят – не выгонят, выпорют – не выпорют (ибо все мы работники хреновые); а, кроме того: обворуют или нет квартиру, дачу и гараж (у кого еще та дача и тот гараж есть), не прибьют ли на улице, не снимут ли зимой шапку, не изнасилуют ли ребенка…
Это, повторяю сто раз – привычный, обязательный гнет «совковой» опаски. Да еще, как тот грабитель за углом, куда бы ты ни пошел, тебя везде подстерегает и прыгает в глаза табличка чисто нашенского, немыслимого за рубежом содержания: не курить – не сорить, закрыто на обед, учет, ушла на базу, закрыто ввиду болезни продавца, приемщика, мастера; ввиду ремонта, аварии, стихийного бедствия – да просто не хочу работать… пошел ты на… Вали отсюда! Ходят тут…
И я уныло поворачиваюсь и ухожу по указанному адресу, вечный проситель и пресмыкатель перед мелким хамом. Всю жизнь мы по этому адресу только и ходим. Всю жизнь. Вот это – наша жизнь.
Я цепляюсь за остатки порядка, еще, как мне представляется, существующие в моем Небе. Так же хватается за них мой коллега, военный летчик, так же убегают от бардака жизни в свою профессиональную среду моряк, железнодорожник. Изверившийся шахтер колотит каской о мостовую; бабульки жмутся под красные знамена и стучат ложками по пустым кастрюлям – все хотят порядка, гарантий и денег. И все хором орут: дай! Дай!
На митингах нас, «совков», агитируют, что вот эти все перемены, перестройки, свистопляски в верхах – и затеяны ради того, чтобы не посылали нас подальше эти надписи… Я – не верю.
Мы еще не догадываемся, что в мутной воде родились и тихо наливаются силой монстры. Будущий губернатор еще даже и не мечтает о яхте, и фамилии нарождающихся олигархов стоят в ведомостях на зарплату в общем ряду инженеров и прочих служащих. Но ушлые из ушлых уже создают свои банки, разводят водой технический спирт и суетятся одолжить как можно больше денег, нагрести кредитов, чуя впереди сумасшедшую инфляцию.