Осознание осознанием, но смотреть Славке в пустые оловянные глаза, в которых уже бесновался свирепый Медный Всадник, оказалось не таким простым занятием. Чуть было не убежал я умом в истерике-то. Но сдержался. А Славка всё пенял мне, будто низкородному холопу малохольному:
Знаете, Воротынский, я вас, пожалуй, на дуэль нынче же вызову Поскольку вы киоскёр и жиголо. То и дело карты так мечете, будто у вас это бисер, а не предметы игрального культа! А ещё постоянно мои имя с фамилией путаете. То Сашкой назовёте, то Александром Сергеевичем, то и вовсе Пушкиным. Не годится вот эдак-то, друг мой. Хватит уже вам жеманиться. Пора и под пистолетом дуэльным постоять! Хоть бы с полчасика. Сеанс пулетерапии, видите ли, Лепаж вам в якорь и заливная нотатения в глотку!
Странно, а отчего меня киоскёром-то называют? К чему сии преференции обстоятельственные; обстоятельства образа бездействия, кстати?
А вот, наверное, отчего За моей спиной располагалась книжная полка, забитая по «Маруськин поясок» подшивками желтоватых на запах газет, иллюстрированными журналами, рекламными буклетами и прочей полиграфией самого разного толка вплоть до элитной порнографии, выпущенной к тезоименитству наследника престола.
«Не продаётся!» подумалось мне с неслыханным ехидством. Нас так просто не купить! Мы, киоскёры, народ ушлый, обстоятельный. Ни на какие злокозненности не поддаёмся. Вот в этаком примерно ключе
Вот и Пушкин, Александра Сергеевич, в костюме Славки Салеева на маскарадную дуэль собираться изволят. Послушайте меня, герр гений, это вам пригодится в ваших начинаниях Честно
я тут хитрость хитрую узнал, чтобы сладкую сладость вкушать долговременного пользования для затянувшихся дуэлей в самый аккурат
Плакат над моей головой дёргало и мотыляло. Позвольте, а кто ж его повесил? Кто и с какой целью? Нет ответа. Зато содержание его в памяти отложилось. Плакат гласил: «Существует четыре типа людей: одни ничего не желают знать, другие всю жизнь учатся, третьи учат, четвёртые поучают. Обычно второй тип легко совмещается с третьим, а первый с четвёртым».
Концептульненько, как сказал бы некто безликий со спонсорским кошельком издателя с испорченным вкусом.
Бывает
И тут я почувствовал ещё чьё-то присутствие. Виталий, мой наперсник и камердинер в расшитой ливрее начинал зажигать мутноватые декабрьские свечи в утончённых канделябрах замечательного тульского литья. От факела, исполненного в виде американизированного созвучного символа с лёгким акцентом на средний палец. Он говорил мне так:
Не обращайте внимания, Воротынский, барин часто изволят гневаться подобным манером адмиралтейским, ножкой топать не упускают случая, Однако бравада всё это, бравада и полный дискомфортный моветон с оборотом
С каким ещё оборотом?
Ой, а то вы не в состоянии различить! лицо Виталия выражало оскорблённую наивность. Причём оскорблённую самым издевательским способом. Идиоматическим оборотом же. А вы что подумать изволили, бесстыдник вы окаянный?!.
Бац! Опять я отстранился. А Пушкин-Салеев с Виталием, облачённым в ливрею, пошли к барьеру, поручкавшись преизрядно. Возле барьера безземельные крестьяне, задержанные околоточным за превышение скорости следования по императорской трассе Москва Голубые Петушки, подстилали соломку на рогожку (хотя, вполне вероятно, что и на дерюжку). Чтобы в случае ранения было не больно падать. Ах, да не ясно, отчего падать? Так от пули же Или от каких-то там её мегаплазматических флюидов (и это всё во сне сам себе соображаю!).
Секунданты с секундомерами, праздные зеваки в духе Римской империи в больном воображении однозначных голливудских продюсеров, корреспонденты губернских изданий (один даже из газеты «ЯтЪ, не хрен взять» заявился). А я где-то выше всего этого. Под самым потолком. Оп-па, проблемка-с. А есть ли потолок у спящего в ослепительно-восхитительном состоянии чуточку выпившего мужчины усреднённых, мягко говоря, лет? Никогда не задумывался.
Задумался и упал. Прямо на пол. Ой, как у вас на полу-то накурено
Но лучше узнать, как там у барьера. Что говорят, о чём мечтают напоследок.
Ну, ты забавный! сказал Салеев-Пушкин, теряя терпение и человеческий облик. Сколько ещё будешь поперёк моего гранулированного резного таланта разных гадостей строить? Вот и спираль временную порвал, негодник макиавеллевский, извольте-с полюбопытствовать. А с таким отношением к спиралям и залёт возможен Причём прямёхонько на вражескую территорию. И что вы можете мне сказать на это? Или возразить чего?
Собираюсь что-то ответить. Пытаюсь, напрягаю подсознание. И тут попадаю по ту сторону Волшебного Зеркала
Неловко позвякивая шпорами, вошёл граф Мыкола Страшневский.
А ведь ещё Старый Новый год на старые дрожжи
Экой ты фонетический фанатик! Закрыл бы, что ли, свой фонтан красноречия!
Это вы по Козьме Пруткову соскучились?
Не то слово, батюшка, так истосковался, даже филе голубой акулы ем без циркулярно уложенного удовольствия.
Вам бы, отец мой, пангасиуса отведать перед вечерней молитвой Глядишь, дело б и сладилось
Вы о чём это, владыко?
Так всё о том же, чадо мое возлюбленное: о дуэлях немотивированных и недостойных высокого звания гениального литератора и самоцензора на полставки.