Где Крузенштерн? Не потерпел ли он аварии?
После долгой разлуки друзья неожиданно встретились у острова Нука-Хива, у его гостеприимных чернокожих обитателей. Но встретились ненадолго. Крузенштерн спешил на Камчатку и к японским берегам, «Неву» давно уже ждали в Русской Америке. У Сандвичевых (Гавайских) островов капитаны снова пожали друг другу руки, и «Надежда» первая подняла паруса. Вскоре, держа курс на север, вышла из бухты и «Нева».
Приход первого корабля из далёкой столицы был огромным праздником для русского населения Аляски. Но радость этой долгожданной встречи омрачалась печальной вестью о гибели русской колонии на острове Ситка. Лисянский узнал, что полудикое воинственное индейское племя колошей напало на горстку русских людей и после долгой осады ворвалось в колонию… Только трое русских случайно спаслись. Кто подстрекал колошей к этому неожиданному нападению, догадаться было не трудно: в многочисленной толпе, окружившей посёлок, были и «культурные» американцы — они-то и усердствовали больше других в резне, не щадя ни женщин, ни детей…
С приходом корабля на побережье сразу наступило затишье: наверное, грозный вид корабельных пушек поостудил рвение американских «вояк».
Находясь у берегов Аляски, Лисянский вспомнил пылкие юношеские свои мечты: пройти в неизведанные широты. Теперь ему представлялась такая возможность. И Юрий Фёдорович твёрдо решает, не возвращаясь к Сандвичевым островам, по пути в Кантон исследовать ещё никем не посещённые районы океана.
Однако это отклонение от курса и потеря времени могли вызвать недовольство начальства. Стремясь заранее оправдать своё решение. Лисянский заносит в журнал краткую запись:
«Желание моё пройти в широте 36½до 180° соответствует данному от графа Румянцева требованию, в котором сказано, будто бы в древние времена открыт был около 340 немецких миль от Японии и под З7¼° большой и богатый остров, населённый белыми и довольно просвещёнными людьми, и что он должен находиться между 160 и 180° зап. долготы».
Капитан, конечно, понимал, что слух о неизвестном острове с белым населением скорее всего являлся одной из тех морских легенд, которых в его время рассказывалось так много. Но эта легенда могла пригодиться ему.
В конце сентября «Нева» покинула суровые, скалистые берега Ситки. Уже к концу месяца она достигла тех мест, где графу Румянцеву чудились неизвестные земли, однако на спокойной поверхности океана темнели только тени облаков. Как эти быстролётные тени, растаяла и легенда о таинственной земле… Теперь оставалось взять курс на Кантон, где Лисянский условился встретиться с Крузенштерном. Но обширный район к югу от этих широт ещё не нанесён на карту. И капитан решает следовать дальше на юг.
Туманы и ветры уже давно сменились полным затишьем и зноем; деревянные палубы и надстройки, особенно стеньги и реи корабля, потрескались от жары и стали малонадежны. Несколько человек в экипаже судна тяжело заболело. Заболел и сам капитан. Он приказал врачу никому не говорить об этом. Стоя на мостике, Юрий Фёдорович следил за полётом огромных белых чаек… Если появились чайки, значит, где-то близко должна быть земля…
Вечером, когда ветер стал свежее, корабль вдруг резко подпрыгнул и остановился, накренившись на борт.
Лисянский выбежал на мостик. Вокруг ревели белые буруны.
— Аврал! — скомандовал капитан. — Все наверх!..
С палубы штурман крикнул:
— Коралловая банка! Она почти выступает на поверхность.
«Нева» прочно засела на острой коралловой гряде. Лисянский знал: усилится ветер или налетит шквал — и деревянному судну не спастись. Он приказал штурману обмерить глубину вокруг корабля. Тем временем матросы бросились убирать паруса.