Она вздохнула.
Александр молчал. Он вспомнил, что, учась в университете и живучи в губернском городе, он не очень усердно посещал церковь; а в деревне, только из угождения матери, сопровождал её к обедне. Ему совестно было солгать. Он молчал. Мать поняла его молчание и опять вздохнула.
Ну, я тебя не неволю, продолжала она, ты человек молодой: где тебе быть так усердну к церкви божией, как нам, старикам? Ещё, пожалуй, служба помешает или засидишься поздно в хороших людях и проспишь. Бог пожалеет твоей молодости. Не тужи: у тебя есть мать. Она не проспит. Пока во мне останется хоть капелька крови, пока не высохли слёзы в глазах и бог терпит грехам моим, я ползком дотащусь, если не хватит сил дойти, до церковного порога; последний вздох отдам, последнюю слезу выплачу за тебя, моего друга. Вымолю тебе и здоровье, и чинов, и крестов, и небесных и земных благ. Неужели-то он, милосердый отец, презрит молитвой бедной старухи? Мне самой ничего не надо. Отними он у меня всё: здоровье, жизнь, пошли слепоту тебе лишь подай всякую радость, всякое счастье и добро
Она не договорила, слёзы закапали у ней из глаз.
Александр вскочил с места.
Маменька сказал он.
Ну, сядь, сядь! отвечала она, наскоро утирая слёзы, мне ещё много осталось поговорить Что бишь я хотела сказать? из ума вон Вишь, нынче какая память у меня да! блюди посты, мой друг: это великое дело! В среду и пятницу бог простит; а в великий пост боже оборони! Вот Михайло Михайлыч и умным человеком считается, а что в нём? Что мясоед, что страстная неделя всё одно жрёт. Даже волос дыбом становится! Он вон и бедным помогает, да будто его милостыня принята господом? Слышь, подал раз старику красненькую, тот взял её, а сам отвернулся да плюнул. Все кланяются ему и в глаза-то бог знает что наговорят, а за глаза крестятся, как поминают его, словно шайтана какого.
Александр слушал с некоторым нетерпением и взглядывал по временам в окно, на дальнюю дорогу.
Она замолчала на минуту.
Береги пуще всего здоровье, продолжала она. Как заболеешь чего боже оборони! опасно, напиши я соберу все силы и приеду. Кому там ходить за тобой? Норовят ещё обобрать больного. Не ходи ночью по улицам; от людей зверского вида удаляйся. Береги деньги ох, береги на чёрный день! Трать с толком. От них, проклятых, всякое добро и всякое зло. Не мотай, не заводи лишних прихотей. Ты будешь аккуратно получать от меня две тысячи пятьсот рублей в год. Две тысячи пятьсот рублей не шутка. Не заводи роскоши никакой, ничего такого, но и не отказывай себе в чём можно; захочется полакомиться не скупись. Не предавайся вину ох, оно первый враг человека! Да ещё (тут она понизила голос) берегись женщин! Знаю я их! Есть такие бесстыдницы, что сами на шею будут вешаться, как увидят этакого-то
Она с любовью посмотрела на сына.
Довольно, маменька; я бы позавтракал? сказал он почти с досадой.
Сейчас, сейчас ещё одно слово
На мужних жён не зарься, спешила она досказать, это великий грех! «Не пожелай жены ближнего твоего», сказано в писании. Если же там какая-нибудь станет до свадьбы добираться боже сохрани! не моги и подумать! Они готовы подцепить, как увидят, что с денежками да хорошенький. Разве что у начальника твоего или у какого-нибудь знатного да богатого вельможи разгорятся на тебя зубы и он захочет выдать за тебя дочь ну, тогда можно, только отпиши: я кое-как дотащусь, посмотрю, чтоб не подсунули так какую-нибудь, лишь бы с рук сбыть: старую девку или дрянь. Этакого женишка всякому лестно залучить. Ну, а коли ты сам полюбишь да выдастся хорошая девушка так того тут она ещё тише заговорила Сонюшку-то можно и в сторону. (Старушка, из любви к сыну, готова была покривить душой.) Что в самом деле Марья Карповна замечтала! ты дочке её не пара. Деревенская девушка! на тебя и не такие польстятся.
Софью! нет, маменька, я её никогда не забуду! сказал Александр.
Ну, ну, друг мой, успокойся! ведь я так только. Послужи, воротись сюда, и тогда что бог даст; невесты не уйдут! Коли не забудешь, так и того Ну, а
Она что-то хотела сказать, но не решалась, потом наклонилась к уху его и тихо спросила:
А будешь ли помнить мать?
Вот до чего договорились, перервал он, велите скорей подавать что там у вас есть: яичница, что ли? Забыть вас! Как могли вы подумать? Бог накажет меня
Перестань, перестань, Саша, заговорила она торопливо, что ты это накликаешь на свою голову! Нет, нет! что бы ни было, если случится этакой грех, пусть я одна страдаю. Ты молод, только что начинаешь жить, будут у тебя и друзья, женишься молодая жена заменит тебе и мать, и всё Нет! Пусть благословит тебя бог, как я тебя благословляю.
Она поцеловала его в лоб и тем заключила свои наставления.
Да что это не едет никто? сказала она, ни Марья Карповна, ни Антон Иваныч, ни священник нейдёт? уж, чай, обедня кончилась! Ах, вон кто-то и едет! кажется, Антон Иваныч так и есть: лёгок на помине.
Кто не знает Антона Иваныча? Это вечный жид. Он существовал всегда и всюду, с самых древнейших времён, и не переводился никогда. Он присутствовал и на греческих и на римских пирах, ел, конечно, и упитанного тельца, закланного счастливым отцом по случаю возвращения блудного сына.