Наверно, самостоятельное детство это плохо, но оно точно закаляет. И становясь мужчиной, понимаешь и принимаешь как должное даже самые жестокие правила жизни и инстинктивно находишь способы их преодолеть. Во всяком случае, боли точно уже не боишься. Мы, мальчишки, всегда играли на каких-то стройках, развалинах, участвуя в «войнушке», кидались друг в друга камнями. И вот однажды мне сильно «прилетело» в голову; кусок кирпича рассек кожу, попал в глазницу. Было много крови, последовала операция, частичная потеря зрения. Но, опять-таки, это не стало катастрофой еще один эпизод жизни, конечно тяжелый и неприятный. Но я научился жить, реально оценивая опасность и доверяя собственным инстинктам.
Если кому-то кажется, что я, да и мой брат Сергей были заброшенными детьми и росли без присмотра, словно дикая трава, то это не совсем так. Мы были обычной семьей, ходили в театр, в музеи, в кино. Нас, пацанов, родители по выходным водили в луна-парк кататься на качелях и каруселях. Я помню, как мы с отцом, моим родным папой Виктором, ездили на рыбалку. Он долго усаживал меня на катере, чтобы я не свалился в воду, а затем мы стремительно плыли по реке. В четыре с половиной года я впервые сам закинул спиннинг и даже поймал карася. Не уверен, что все современные мальчишки могут таким похвастать, а я уже тогда чувствовал себя взрослым, умелым мужчиной и победителем.
У нас частенько бывали домашние праздники чьи-то дни рождения, дружеские посиделки. Мы, как и все, отмечали Новый год и Первое мая. По выходным мама проводила семейные обеды, каждый вечер был совместный просмотр телепередач, трансляций хоккейных и футбольных матчей. И я помню, как мы все хором, как сумасшедшие, орали «го-о-ол!» Невероятное ощущение сплочения и единения со своими родными.
Когда мне не было еще и пяти лет, мой отец Виктор Арсентьевич Михайлов погиб. Несчастный случай на производстве. Мама Тамара тогда работала в детском саду. Даже не представляю, как она справлялась с горем, как каждый день ходила на работу при детях же не поплачешь, а больничный лист в таких ситуациях не давали.
Позже мама вышла замуж за другого человека, Александра. И я считаю, ей повезло. Хороший мужик. Он очень трепетно к ней относился. И жизнь продолжалась: новый папа нас тоже воспитывал, по делу ругал, за что-то хвалил. Я видел, что к своей родной дочери (позже у нас с братом появилась сестренка Олеся, которую я, любя, называл Лисенком), он относился нежнее, трепетнее что ли. Но я понимал: она же девочка, по крышам и чердакам не лазила, с ребятами во дворе не дралась. За что ее ругать, да еще такую маленькую?
Сейчас я понимаю, что в детстве мне не хватало мужского лидерства; мой отец, да и отчим были простыми работягами, трудились на государственных предприятиях положенное по закону время. Но они любили жизнь и ценили свою семью. А это немало. Именно в то время, на их примерах, я научился не бояться сложностей, боли, предательства, ценить дружбу, человеческое отношение и теплоту любви. Она-то и побудила меня стать пусть не совсем предпринимателем, но точно человеком дела, тем, кто я есть сейчас.
Все мои бабули и дедули приехали на территорию нынешнего Казахстана из России. Регионы Поволжья и Сибири, Кировская, Курганская области в 30-е годы советского военного коммунизма долго сопротивлялись коллективизации сельского хозяйства. Судя по всему, мои предки по обеим родовым линиям были зажиточными крестьянами, которых комиссары того времени называли «кулаками». Во время продовольственных разверсток, лишившись собственности, но сохранив семьи, они отправились осваивать дальние целинные земли, стремясь начать жизнь с чистого листа. Одно неизменно у них оставалось предпринимательское мировоззрение, то есть стремление добиваться собственной финансовой состоятельности, пусть и тяжелым трудом.
У бабули с дедулей, родителей моего родного отца, был большой дом на окраине Темиртау и обширное хозяйство: куры, свиньи, кролики. Я обожал бывать у них в гостях. Это происходило часто на все зимние праздники и летние месяцы я уезжал к своим родным. В этом уютном деревенском доме я чувствовал себя счастливым.
Помню, когда моя бабушка Клавдия топила печку, а дед Арсентий брал картофелину, разрезал ее пополам и клал на раскаленные камни. По мере запекания картошка становилась золотисто-розовой, и от нее по всему дому клубился приятный аромат. Это была атмосфера душевного человеческого тепла, которую я испытывал, ощущая счастье. За окном, в большом мире, мороз до минус сорока и нескончаемо-длинные сумерки, переходящие в глухую ночь. А здесь, в доме дедули и бабули, уютно и тепло, горят светильники и потрескивает огонь в печи. И я не только защищен, но и являясь их любимым внуком, собственным существованием дарю им надежду на хорошую достойную жизнь. Это и есть горячее душевное чувство, которое многого стоит.
Мои пожилые родственники никогда не сидели без дела. Каждый день они вставали в шесть утра, кормили кур, свиней, кроликов, убирались в загонах и клетках. В течение дня на печи постоянно что-то готовилось. Дедуле где-то надо было постучать молотком, припаять, что-то распилить. Постоянная работа придавала жизни моих родных цельность бабуля с дедулей занимались своим личным хозяйством для того, чтобы иметь хорошую жизнь для себя, но и для меня тоже. И я видел, что этот довольно тяжелый труд занимает все время, отдыхать им было некогда. Вот тогда я и понял, что могу и должен сделать их жизнь хоть чуточку легче и приятнее.