Почему опасно? Хватит одного, стоически напомнил я. Бывают же такие люди, нудилы.
Я под зонтом, неуверенно поддержала Лидка, с подозрением осматривая лодочное нутро, облупленное, крашенное многократно в разные цвета, синее ныне.
Начинаю верить, что это та самая, шепнула она, когда лодочник выбрался на укреплённый сваями берег и подтянул лодку за ржавую цепь.
Ну говорю же. Я её хорошо помню. Тридцать три года.
Кому тридцать три? вяло удивился лодочник, гремя цепью. На Лидку зыркнул, потом снова стал ковырять ключом в амбарном замке. Потому опасно, что Ну вы ведь вниз пойдёте по течению?
«Лодку отцепляет, как собаку спускает с цепи».
Тридцать три? Точно не мне, оскорбилась Лидка. Лада моя.
Лодке, сказал я. Но ей больше.
Он имеет в виду, пояснила Лидка, что брал её тридцать три года назад. Лодку. Значит, она старше тридцати трёх.
Очень может быть, с фальшивым оживлением поддакнул лодочник. Видно было: подтвердит что угодно, чтоб побыстрее сплавить нас с глаз долой и заняться рыбной ловлей. Очень даже возможно. Лезь, девушка, если не передумала. Я не застал, меня здесь ещё не было. Николай про лодку рассказывал. Ты дальше лезь. Не бойся, я покамест держу. Он говорил, она с той поры с придурью. Лодка-то.
Лид, давай на корму. Чего остановилась?
Коврик сначала постели, девушка, с ним не так противно будет. И второй тоже. Не передумали? В дождь, знаете ли, всякое бывает. Но вы же по течению? Николай говорил
Нет, не передумали, ответил я, чтоб пресечь лидкины колебания.
Тогда лезь ты теперь. Цепь я держу.
И мы именно что против течения, сказал я, усаживаясь. Если польёт, вернёмся.
Вёсла на.
Я принял вёсла одно за другим, когда вставлял в разболтанные уключины, лодку качнуло. Не терпелось ей, норовистой.
Я держу, бормотал лодочник. Вернётесь? Это, знаете ли, да. Николай рассказывал, с этой самой лодки она и
Кто?
Да была тут одна. Утопла выше по течению, на озёрах. У моста её выловили.
Врал наверняка ваш Николай. Про лодку.
Может, и врал, хотя на него непохоже. Не знаю, это ещё при совке случилось, не было меня здесь. Про лодку я сказал, а вы сами как знаете. Тут ещё погода И против течения
«При чём здесь течение? Что-то было такое с ним связано. Примета. Причуда. Теки, река, реки, река дальше не помню. Погода?»
А что погода?! с некоторым раздражением спросил я. Если ждать, пока прояснится, вечно можно просидеть на берегу сиднем. Может, кому нравится, нам не очень.
Угум, нравится. Прояснится оно, как же. Не. Глядите, какое небо. Дождь суточный.
Какой?
Суточный. На сутки зарядил, не меньше. Э, мужчина! Пластикатку-то забыл. Без неё вы вообще
Я взял плащ, сунул под кормовую банку, Лидке под ноги, и агрессивно спросил:
И что же мы без неё?!
Да вы и с ней-то Всё? Я толкаю?
Толкайте, буркнул я. Надоел, болтает про утопленниц. Судя по тому, как отпихнул лодку, мы ему тоже.
Нас медленно вынесло на самую середину протоки, что-то скребнуло по правому борту, должно быть водоросли. Попахивало болотом, дорожка тёмной стоялой воды узка, дальше каша из ядовито-салатной ряски, истыканная сухими остяками рогоза и редкими, похожими на перья зелёного лука, пучками осоки.
Я попробовал вёсла, неловко развернул лодку. Конечно, за три десятка лет лучше она не стала. Планшир новый, но остальное Дождь пошёл сильнее. Я глянул на лодочника. Тот, сунув руки в карманы, наблюдал, как управлюсь. Мне показалось, он шевелил губами, будто молился. Чепуха, подумал я. Скорее всего, бормочет себе под нос, что дождь зарядил на сутки и потому называется суточным, и что в дождь против течения в этих местах ходить опасно, но если постелить коврик и напялить плащ, то очень возможно, что пронесёт, хотя вряд ли, особенно в этой лодке, про которую Николай рассказывал Что рассказывал?
«К чёрту всякие байки, к водяному, к лешему и к помешанному на рыбной ловле лодочнику-хмурику», решил я. Всерьёз взялся за вёсла.
Мужчина! Ты накинь хотя бы! Чуешь меня?! Эй, ненормальный! вопил с берега лодочник. Я решил не отвечать, пусть блажит.
Накинь, а? жалобно попросила Лидка, протянув синеватый полихлорвиниловый ком. Сама нахохлилась под зонтом, рюкзачок с драгоценными своими мелочами пристроила на коленях.
Плащ я не взял и ничего не ответил, грёб. Прихваченная тина висла на вёслах, с нею казались чуть не полтонны каждое, но мне не хотелось сдаваться. Ещё раз. Ещ Ох ты, как будто не пускает кто-то, за лопасти хватает зелёными лапами. Ещё раз. Ещ
Лидка! взмолился я. Сними эту дрянь с лопат.
Как?
Ну как-как Я сушу вёсла по одному, тебе только руку протянуть. Не бойся, ничего не будет. Что с тобой?
Жена глянула на меня с укором, не ответила. Я не без труда подвёл весло к борту осторожно, чтоб не перевернуло нас кверху килем. Лидка несмело потянулась, коснулась пальцами пропитанного речной водою осклизлого мотка
Ах ты!
От неожиданности едва я не выпустил рукоять. Не моток водорослей, а чёрт знает что, лапа не лапа, раздутое, белесое, с когтями. Ухватило, вцепилось. Я опомнился, налёг на весло, не дал вырвать из уключины. Лидка вопила, слов я не разобрал. Не до криков мне, на вёсла так нажимал скорлупка в воде просела, вот-вот черпнёт. Борта трещали, так я навалился на сволочные эти деревяшки. Из воды лицо высунулось. Безглазое, трупное. «онца!» услыхал я сквозь звон в ушах, и вдруг всё кончилось так же внезапно, как началось.