А. В. Войлошников
Сборник. Книга 1. Роман «Седой» и другие избранные произведения
www.napisanoperom.ru
Все права защищены. Никакая часть данной книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме без письменного разрешения правообладателя.
© А. В. Войлошников, 2016
© Издательство «Написано пером», 2016
Седой (Роман)
Глава 1. Майданьщик
Сентябрь 1939 г.
12 лет.
Поезда, поезда, поезда стук колёс, стук колёс, стук колёс в едком дыме дрянных папирос разговорная шелуха: про зарплату, про цены, дела Днём и ночью идут поезда. В ритме стука колёс жизнь идёт день за днём. Для меня поезда не транспорт, не дом. Для меня поезда, как для рыбы вода обитаемая среда. Я майданщик, желдорожное создание, обитать в поездах, вот моё призвание.
И в процессе эволюции зарождаются у меня новые органы чувств железнодорожные. Например, ментов с ревизором я за два вагона чувствую. Чем? сам не знаю А если с заклеенными глазами и ушами посадить меня в поезд, я узнаю класс вагона и направление поезда по запаху, как муравей! Фрукты, вина, косметика курортные югА; дыни, потная одежда Средняя Азия; север России кедровые орешки, лесная ягода; Дальний Восток солёная кета, горбуша; Забайкалье копчёный омуль и омуль «с душком»
Для меня любые поезда питательная среда. В них «в поте лица» обретаю я «хлеб насущный». Как? А как уж придётся! Валет, у которого я в пристяжи ходил, за тот случай говорил: «Воровать работа творческая, а соль творчества в том, что это не сахар. Если думаешь, что тебе всё плывёт прямо в рот открой глаза и убедись: не сидишь ли по уши в канализации? Вор профессия повышенного риска. Как говорят спортсмены: стоя на низком старте оглянись: не разбегается ли кто-то позади с шестом?! Получил я от Валета много мудрых мыслей, и мало опыта. Но, оставшись сам на сам, в статусе сыроежки, к осени 39-го обтёрся, даже обрел кураж.
Среди ночи, стряхнув липучую дрёму, покидаю я постель в купе, наполненном сонным теплом и синим полумраком ночного освещения. Выхожу, поёживаясь, в промозгло холодный тамбур, наполненный железным грохотом ходко идущего Новосибирского скорого. Старая выдра из мягкой медной трубки вдрызг разносилась проскальзывает. С трудом отпираю ей тугой замок вагонной двери в не рабочем тамбуре. Рывком приоткрыв просевшую дверь, зябко вздрагиваю: в тамбур врывается с холодным ветром сырой туман осенней ночи и звонкий, резкий стук колес. Лохматые призраки ночи, размазанные туманом и скоростью, мелькают во тьме кромешной. По временам ярко алые искры от паровоза прочерчивают в полёте стремительные линии в зловещем мраке и тьма тогда становится ещё плотней и таинственней.
Бр-р-р не хочется в такую ночь покидать законную полку с постелью, в тёплом купе! Но «ноблес оближ», говорил в таких случаях Валет, как Людовик какой-то, который, как и Валет, тоже умел по-французски ботать, дескать: «положение обязывает». Не для того покупал я билет в купейный, чтобы дрыхнуть! А работать кто будет Пушкин? В купе выключаю ночной свет и в темноте прислушиваюсь к дыханию спящих: не разбудил ли кого-нибудь? Ощупываю форму военного с двумя шпалами в красных петлицах, висящую на вешалке. Форма благоухает дорогим одеколоном и красивой жизнью. Конечно, не рассчитываю я, что в ширманах лежит то, что надо, но «орднунг ист орднунг», выговаривал Валет, как и немецкий кайзер. Из кармана галифе я чменя выудил, но при раскладе, как сегодня, из-за него я мараться не намерен. Лопату я ловлю, лопату!
Встав на коленки, лезу под столик, просовываю руку под тощую железнодорожную подушку на которой, похрапывая смачно и благоухая коньячно, лежит тяжелая страшная голова военного, спящего на нижней полке, которую я вчера вечером сам же ему уступил, с радушием данайца. Быстро идёт поезд, вагон качает сильно, резко. И в такт с каждым толчком рука моя проникает всё дальше под подушку. Временами кажется, пальцы видят не только в темноте, а, даже, сквозь материю. Валет говорил, что бывают щипачи, которые щипанцами зырят, как глазами. Будто бы Факир мог поводить руками возле ширманов и рассказать: где, что заначено. Чудеса бывают. Но это, скорее, один из фокусов иллюзиониста Факира, который, делая ушлые отводы, загодя ширманы щупал, потому что был не только талантливым иллюзионистом, но и фартовым ширмачом
Но нельзя отвлекаться на постороннее, когда работаешь, а то пальцы слепнут. Моя рука, обогнув тяжелую голову, подбирается к углу купе за подушкой. И есть! Не-а, не то просто складка. Эх, я факиришка недоразвитый!.. не пальцы, котята слепые долго колупаюсь, долго От неудобной позы, страха, досады становится жарко. Это плохо. Если щипанцы потеют они не скользят липнут. А если волнуешься движения не точные, угловатые. Это Валет говорил Хорошо, когда он был рядом! Работал всегда с интересной выдумкой. Презирал «ходить сонником» воровать у спящих гордость имел профессиональную! Но мне, бестолковой сыроежке, не до гордости
Рука упирается в угол. Ё-маё, и в углу голёк! Куда же вояк заначил лопату? Я же накнацал, что перед сном он под подушкой мацал! Осторожно, в такт толчкам вагона, вынимаю руку из-под подушки. На обратном пути большим и указательными пальцами щупаю подушку там, где она головой прижата. Что-то, что-то я перестаю дышать, напрягаюсь е-е-есть!! Точно лопата!!! Вот уголочек кажется, пальцы различают коричневый цвет добротного кожаного бумажника, прогнутого тяжестью головы.