Аннотация: Алисон Викери, богатая, красивая, презирающая условности англичанка, оставляет Францию, чтобы отправиться вместе с дядей в Алжир, где идет война между завоевателями-французами и туземным населением. Думала ли она, что встретит там свою судьбу — Николаса Стерлинга, прославленного золотоволосого мятежника?..
Николь Джордан
Когда любовь свои шатры в груди твоей раскинет,
И боль жестокая терзает душу, сердце раня,
И нет спасения ни в чем, ни днем, ни ночью,
И муки нестерпимые жгут пламенем свирепым,
То все готов отдать несчастный узник страсти
За торжество любви, за рай земной, за счастье.
Фарид-ад-дин Аттар, XII век
Пролог
Кент, Англия, 1840 год
Костлявый берберский жеребец выглядел крайне странно и совершенно неуместно перед воротами фамильного поместья герцога Морланда. Величественное здание золотистого оттенка и великолепных пропорций было самим воплощением изящества и элегантности. Это впечатление еще больше усиливали безупречно подстриженные и ухоженные газоны и деревья, раскинувшиеся вокруг замка, — по-видимому, садовникам был дан строгий наказ не позволять ни одной травинке расти свободно.
Но какой же резкий контраст с этим царством порядка и благопристойности представлял свирепый бербер с жилистыми боками и чересчур длинной гривой. Он казался настоящим дикарем! Говоря по правде, он почти не походил на грациозных чистокровных лошадей, украшавших стойла знаменитых герцогских конюшен. Этому животному с первых месяцев было предопределено стойко выносить беспощадный климат Сахары, а хозяин упорно объезжал его, готовя к битвам и схваткам.
Хмурый, настороженный конюх в ливрее удерживал под уздцы громко фыркавшего, рывшего копытом землю жеребца.
Его хозяин, наконец сбежавший по широким каменным ступенькам герцогского замка, также разительно выделялся среди благородного окружения, несмотря на хорошо сшитый фрак и накрахмаленный черный шелковый галстук, несмотря даже на то, что мог по праву претендовать на благородное происхождение. Молодой джентльмен был внуком герцога, но бронзовая от загара кожа и ястребиный взгляд придавали ему безжалостный, беспощадный вид, которым никогда не мог обладать воспитанный, утонченный британский дворянин. Никто не смог бы заметить ничего утонченного и в его манере взлетать в седло боевого коня и пускать жеребца галопом так, словно хозяин был рожден в седле.
Конь, напрягшись всеми мышцами, закусил удила и полетел вперед в предвкушении близкой свободы. Однако Николас Стерлинг, мчась по усыпанной гравием аллее, обсаженной могучими дубами, то и дело натягивал поводья, стараясь удержать коня и свое нетерпение. Теперь он мог позволить себе этот последний жест покорности и повиновения, последний знак уважения к деду. Аудиенция у герцога закончилась успешно, и Николас наконец получил возможность вести ту жизнь, к которой влекла его горячая кровь. Десять лет. Десять долгих лет на этой чужой земле, больше похожих на годы заточения.
Но наконец он сбросит оковы цивилизованного английского воспитания, как, впрочем, и английское имя, данное ему при рождении.
Вкус свободы был так же сладок и упоителен, как запах осенних листьев в воздухе, ржаво-красных и желтых осенних листьев. Жеребец, казалось, почувствовал настроение хозяина и пошел вперед, гарцуя.
Они почти миновали старую дубовую рощу, когда над головой коня пролетел и упал на землю желудь. Жеребец даже не встрепенулся. Николас рассеянно похвалил животное, по-прежнему занятый мыслями о скором отъезде из Англии.
Но в следующую минуту снова услышал слабый свист, а потом тихий глухой стук.