Николас не мог и не желал отказаться от воинственной арабской крови, текущей в его жилах, хотя высокорожденный герцог предпочитал игнорировать происхождение внука. Одни считали Николаса опасным мятежником, другие — язычником. И хотя его родители были мужем и женой, отец мальчика исповедовал иную веру.
Николас в совершенстве овладел тонким искусством разыгрывать аристократа, показывая усталость, скучающий вид, цинизм, лицемерие или умение обольщать. Светское общество охотно принимало его, женщины боготворили, несмотря на смешанную кровь и сомнительное с точки зрения законности происхождение. Самые благородные дамы, объявлявшие, что шокированы его появлением в их кругу, наперебой старались заполучить его в постель, горя желанием убедиться, такой ли он опасный дикарь, как они представляли в собственном, довольно невежественном воображении.
Взгляд Николаса снова упал на девочку. Он уже покончил с этой страной; ее жизнь здесь только начинается. Ей придется нести бремя унылого, одинокого существования, совсем как ему в свое время.
Он испытующе разглядывал мокрое личико. Поток обильных слез уже иссякал, но девочка все еще горевала: дрожащая нижняя губка придавала ей вид беззащитный и настолько уязвимый, что у любого, даже самого равнодушного человека заныло бы от жалости сердце. Николасу страстно захотелось утешить ее.
— У тебя здесь живут родственники? — мягко осведомился он. — Надеюсь, у твоих родителей есть какая-то родня?
Глаза девочки затуманились, и она поспешно отвернулась.
— Два дяди… то есть трое… если считать того, что живет во Франции. Но я им не нужна и всегда буду для них бременем.
При упоминании о Франции Николас почувствовал, как судорожно сжались мышцы живота, однако заставил себя спокойно ответить:
— Тогда я посоветовал бы убедить их в обратном. Возможно, ты сумеешь стать незаменимой для родных и дашь им прекрасный повод любить и ценить тебя.
Девочка повернулась к нему с таким задумчивым видом, что Николас едва не улыбнулся.
— Вытри лицо, — негромко сказал он. — Твои щеки все в разводах от слез.
Она почти машинально послушалась и, сложив мокрый платок, протянула Николасу.
— Наверное, я должна вернуть вам это… большое спасибо.
На платке были вышиты инициалы его английского имени.
— Можете оставить себе, — покачал головой Николас. — Там, куда я еду, он мне не понадобится.
Незнакомка вопросительно посмотрела на него.
— А куда вы едете?
— Далеко. В другую страну.
Она поспешно встала на колени; лицо озарилось внезапной надеждой.
— Возьмите меня с собой! Пожалуйста. Пожалуйста! Я не стану вам обузой. Поверьте, если будет нужно, я могу стать настоящим образцом хороших манер и пристойного поведения. Честное слово! Прошу вас!
Умоляя первого встречного взять ее с собой в неизвестность, девочка, очевидно, совершенно не представляла всю степень неприличия подобной просьбы. Однако Николас не спешил открыть ей глаза. Отчаяние в ее голосе, в этих огромных серых глазах почему-то заставило его пожалеть о том, что приходится отказывать ей.
Николас медленно поднял руку и нежно, бережно вытер непослушную слезу, упрямо катившуюся по щеке.
— Боюсь, что не смогу этого сделать, — пробормотал он. В этот момент гнедой скакун, до сих пор послушно выжидавший, пока не придет пора отправиться в путь, поднял голову и начал принюхиваться. Обернувшись, Николас увидел маленького темнокожего человечка, появившегося из-за ивовых кустов. На нем была одежда уроженца Индии — полотняная длинная рубаха и шаровары; на голове красовался простой тюрбан.
Заметив его, девочка быстро села, расправляя помятые юбки и снова вытирая платком покрасневшие глаза.