Поскольку эмпирические исследования фиксируют повсеместно утрату уважения и интереса всех слоев населения к партиям, свидетельствующую о том, что партии не выполняют должным образом функцию обеспечения демократической связи, возникает вопрос, какого рода связи они устанавливают с избирателями, чтобы получить их голоса. Лоусон указывает на шесть возможных видов: предоставление арены политического участия, где граждане могут участвовать в отборе кандидатов и разработке программ; отзывчивость (responsiveness) получившей власть партии по отношению к своим сторонникам; предоставление сторонникам выгод и привилегий на патронажной основе; понуждение граждан партиями, действующими как агенты государства, к послушанию власти; рыночная связь; революционная связь с харизматическим лидером революционной партии. Эти виды связи соотносятся с идентифицируемыми Лоусон тремя формами дедемократизации: инициативная,ретроактивная и соучастия; соучастие может быть неосознанным, коррупционным или идеологическим.
Проект «Политические партии и демократия» уже вызвал положительную реакцию международного сообщества исследователей партий за актуальность проблематики, глубину и многоаспектность анализа, энциклопедическую широту содержания, инновационную методологию сравнительного исследования. Среди ученых, давших ему высокую оценку, А. Вэир, Р. Далтон, К. Джанда, К. Карти, Р. Колодний, У. Кротти, П. Мэир, Т. Погунтке, Р. Саква, Л. Свазанд, Д. Фаррелл и др.
Тему отношения между партиями и демократией продолжает Пьеро Игнаци в статье «Партии в постиндустриальную эру». Анализируя причины эволюции партий в консолидированных демократиях, он связывает их прежде всего с эволюцией общества. Хотя в общественном мнении партии еще продолжают оставаться инструментом демократической политии, без которого нельзя обойтись в сборе и канализировании голосов и требований граждан, они все больше воспринимаются как дорогостоящая машинерия, в которой нашли прибежище множество честолюбцев, паразитов и любителей наживы. Антипартийные настроения усиливались начиная с 1990-х годов и распространились также на новые посткоммунистические европейские демократии. С 1980 г. доля членов партии в электорате Европы уменьшилась почти вдвое.
Однако падение членства фиксирует лишь закат низовой организации партии, но никак не свидетельствует о вытеснении партий из политики. В действительности партии только усилили свое влияние благодаря проникновению в государство и сдвигу во внутреннем балансе власти от рядовых членов к руководству и тем, кто занимает ключевые посты в государстве. Эти два «лица» партии, которые распоряжаются ресурсами, получаемыми ею от государства, ныне представляют ее «профильные активы». Данная трансформация организации и функций партий соотносится с эволюцией общества и форм правления.
Академическая традиция связывает появление массовой партии с индустриальной революцией, тогда как всеохватывающая партия возникла как побочный продукт заката индустриального общества. Наступление общества изобилия и массового потребления и секуляризация политики способствовали ослаблению социальной дифференциации и значимости идеологий, а также смягчению религиозных практик: четкое деление общества на закрытые сегменты на основе религиозной или классовой принадлежности ушло в прошлое, граждане открывали для себя свободу от прежних традиционных лояльностей, их вовлеченность в политику, особенно партийная приверженность ослабевала.
Партии не могли больше получать от общества необходимые ресурсы: вся спонтанная, безвозмездная, даже фанатичная поддержка, которую члены и активисты ранее оказывали партии, закончилась с воцарением неолиберального индивидуалистического мышления. Поэтому партия, отвернувшись от общества, двинулась в государство. С усилением роли партийного правления в последней трети XX столетия партии стали прямо или косвенно контролировать огромный объем ресурсов, продвигая выгодные им законодательные нормы или оказывая влияние на кадровые назначения, на управление в публичной сфере. Практика «распределения добычи» предоставления постов и привилегий сторонникам победившей партии усилилась и распространилась на страны посткоммунистической Европы. Там, где произошло слияние партий и государства, избыточная доступность ресурсов и селективный способ их распределения способствуют формированию отношений между гражданином и партией, основанных на личной выгоде.
Это смещение центра тяжести в деятельности партии от создания символов, идентификаций, коллективных и нематериальных целей к селективному распределению материальных благ адекватно социетальной трансформации: универсальные национальные идеи больше не являются убедительными; мировоззрение индивида освободилось от аскриптивных или традиционных ограничений; коллективные и символические ориентации теряют свою привлекательность.
Поскольку только менее 20 % граждан испытывают сегодня доверие к партиям, партийные лидеры не чувствуют себя спокойными за собственное будущее и пытаются восстановить тающую легитимность партий через бóльшую открытость, отзывчивость и подотчетность. Большинство партий до известной степени были «принуждены» адаптироваться к демократической матрице. Принятие решений внутри партии формально осуществляется по принципу снизу вверх, от рядовых членов к национальному руководству, через демократический процесс обсуждения и выборов. В некоторых странах такие внутренние процедуры установлены законом, и государство следит за их соблюдением. Но наряду с вмешательством государства во внутреннюю деятельность партий они и сами ввели ряд изменений, соответствующих нормам демократического участия. Они последовали примеру появившихся в послевоенной Европе леволибертарных или зеленых партий, в деятельности которых лежали принципы дебюрократизация партийной жизни, участия всех сторонников в процессе принятия решений и ротация функций в руководстве. Так, например, в Великобритании и лейбористы и консерваторы ввели голосование всех членов партии в масштабе страны на выборах лидера партии и по важным политическим и организационным проблемам. В Лейбористской партии от ее членов требуется активно участвовать в малых дискуссионных группах в процессе выработки партийной программы. В Германии пример зеленых был воспринят социал-демократами и христианскими демократами, которые предоставили членам партий право участвовать не только во внутрипартийных выборах и выборах предполагаемого канцлера, но и в принятии решений по важным специфическим проблемам партии. Даже традиционно сильно централизованные французские партии приняли нормы, в большей мере соответствующие принципам демократии и участия. Наибольшую закрытость партий среди укоренившихся демократий демонстрирует Италия.