Я со всей серьезностью пожимаю теплую ладошку.
- До свидания, тезка! Передавай папе привет.
Надя улыбается. Девушка в темно-синей форме лишенным эмоций голосом торопит ее:
- Женщина, проходите на посадку!
Я поднимаю руку в прощальном жесте. Все, эта часть моей жизни завершена.
Стою у окна на четвертом этаже аэропорта, провожаю глазами взлетающий самолет. Когда он исчезает за серыми облаками, спускаюсь вниз, захожу в туалет. Морщусь от сильного запаха хлорки, жду у писсуара, когда освободится раковина. Люди входят, выходят. Никто ни на кого не обращает внимания.
Достаю из внутреннего кармана припасенные еще в Москве станок, тюбик крема для бритья и помазок. Смотрю на отражение в зеркале. Прощай, борода. Ты свое отслужила.
Избавляюсь от растительности на лице. Захожу в кабинку. Норковую шапку оставляю на сливном бачке — кому-то будет подарок. Выворачиваю пуховик, отстегиваю длинные полы и ногой утрамбовываю их в мусорную корзину. Натягиваю на голову вязаную шапочку с лихой надписью «Go!».
Ловлю себя на мысли, что действую, как заправский шпион из фильма. Хотя… в сущности, я и есть агент, только не иностранной разведки, а серебряной фигурки, висящей у меня на шее. Чужой человек в чужой стране. Вспоминаю, что видел на книжном развале в Москве незнакомую мне книгу Хайнлайна, чьих «Пасынков Вселенной» в журнале «Вокруг света» мы в старших классах зачитывали до дыр. Зря не купил.
Ладно, к черту лирику. Менты и люди Галимого будут искать мрачного бородача в синем пуховике и меховой шапке. А его уже нет. Есть гладко выбритый, молодой, спортивный парень в серой дутой куртке. Он-то и поедет в Москву — навстречу новой жизни.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Проходная пешка
Железнодорожный вокзал в Казани — старое здание из красного кирпича, построенное в разухабистом купеческом стиле. Башенки, окошечки, арочки, карнизики. Музей кирпичной кладки.
Народу полно, а билетов на Москву нет. Никаких. Очередь у касс негодует. Полная женщина в песцовой шубе высоким голосом кричит о мафии, которая все скупила. Ей поддакивает тощий мужичонка в очках. Негодование распространяется в толпе, как огонь по сухой траве. По общему настрою понятно — попахивает бессмысленным и беспощадным пассажирским бунтом.
Одинокий милиционер у дверей начинает нервничать. Появляется дежурный по вокзалу. Звучат обычные в такой ситуации слова про «напряженный пассажиропоток» и «все уедете, граждане, не волнуйтесь».
Ага, уедете… Когда на горе свистнут. А мне надо сегодня, сейчас. Дело к вечеру. Ночевать негде. Зря я не полетел на самолете. С другой стороны, куда бы я дел оружие — трофейный «Макаров» и ТТ, который так и не нашел времени выбросить? Да, от старого ствола надо избавляться. Но это потом. А сейчас во что бы то ни стало необходимо сесть на поезд. Любой — скорый, пассажирский, прямой, проходящий…
Выбираюсь из возмущенной толпы, где каждый что-то говорит или кричит, но никто никого не слушает, на перрон. Первая платформа пуста, на второй стоит какой-то состав. Бывшая когда-то белой, а теперь покрытая копотью табличка на ближайшем — седьмом — вагоне извещает: «Тында-Москва». У открытой двери вагона топчутся, посмеиваясь, две проводницы. Обе в возрасте, за пятьдесят, форменные шапочки одеты с кокетливой небрежностью. Все ясно. Железнодорожные зубры, точнее зубрихи. В штабном вагоне только такие и ездят.
Подхожу.
- Здрассте. Мне очень нужно в Москву. За ценой не постоим.
Они замолкают, оценивающе разглядывают меня, прикидывая перспективы.
- В СВ есть одно место, — наконец роняет та, что постарше.
- Годится.
Проводницы переглядываются. Они явно не ожидали, что я соглашусь.
- Это будет стоить… — и старшая называет цену.
Ого! От самолета отличается совсем чуть-чуть. Ну да сейчас мне не до экономии. Достаю деньги.
- Пятое купе, — женщина кивает на вагон. — Через минуту отправляемся.
Полученные купюры в ее руках исчезают мгновенно и неизвестно куда. Акопян в юбке да и только.
В вагоне пахнет кофе и пылью. Ковровая дорожка на полу, зеленые занавесочки, чьи-то дети балуются с откидными сидениями. Вот и мое купе. Отодвигаю дверь. Попутчик читает газету «Коммерсантъ». Наверное, какой-нибудь новый русский — так, по-моему, теперь называют коммерсантов. Я вижу только его ноги, обутые в теплые войлочные тапочки. Судя по всему, он вошел незадолго до меня — на воротнике черного пальто, висящего на вешалке, еще не высохли капельки воды от растаявших снежинок.
Здороваюсь, запихиваю сумку под полку, снимаю куртку. В купе тепло, даже жарко. Состав трогается. За окном проплывают вокзальные огни, доносится невнятный голос дикторши, объявляющей, что наш поезд отправился в путь.
- Таки мир полон идьетов! — сообщает мне из-за газеты попутчик подозрительно знакомым голосом. — Ви только послушайте: «Экзотическая кража в Санкт-Пэтербурге. Носорог лишился предмэта своей гордости. Необычное хищение зафиксировали сотрудники пэтербургской милиции. По словам сотрудников пресс-службы ГУВД, нэизвестный вор, воспользовавшись тем, что помещэния городского зоологического музэя практически не охраняются, через крышу проник на второй этаж пристройки музэя. Там он отпилил рога у чучела африканского носорога, после чего разбил окно и скрылся. Сотрудники музэя считают, что рога похищены для применения в мэдицинских целях — истолченные в порошок они используются для лечения импотэнции. Однако в таком случае вору можно только посочувствовать. Дэло в том, что похищенные рога чучела носорога в целях сохранэния были пропитаны консервантами. Употреблэние порошка из этих рогов может быть опасно для жизни. По факту кражи возбуждено уголовное дело». Это же срэдневековье! Дикость, варварство!