Лопата врезается в снег. Сгребаю вяло ненавидимое, белое и рыхлое налево, потом направо Снова налево и направо. Пятый порожек, шестой Девятый. Злость гаснет без следа. Для нее нет причины, потому что невозможно ненавидеть снег. Вокруг меня безразличное белое море, местами заляпанное, а местами перерезанное как проводами, тенями черного. Этот мир слишком огромен для выдавленной через силу злости.
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного»
Кофе и сигарету
Теплоты и покоя
Молитва звучит как эхо Эхо чего? Не природа, а человеческая сущность не терпит пустоты. Обращенные нет, не к Богу, а в пустоту! слова единственное, что дается мне без усилия. Да, я молюсь Но во мне нет веры. Нет ни капли. Я просто тупо и бездумно повторяю слова погасшей еще там, у двери храма, молитвы. На что я надеюсь? На то, что я знаю, а я знаю лишь то, что все можно перетерпеть. Мне только не на что опереться Хотя бы на миг. И что-то сжатое холодом внутри меня раз за разом пытается опереться на молитву, которой я разучился верить. Она сильнее, чем придуманная ненависть к снегу, но такая же крошечная, как пар от дыхания изо рта.
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного»
Когда что-то пишешь в «ворде», можно легко скопировать фразу выделил и скопировал. А потом, нажимая на кнопку «мышки», ее можно повторить хоть тысячу раз. Сейчас я делаю примерно то же самое бездумно копирую фразу. Возможно, в церковном тепле и перед иконой это имело какой-то смысл, но сейчас?..
Лопата скребет снег Налево и направо. Это мой мир, он узкий, не более шести метров, ребристый и ведет в низ. А внизу такие огромные сугробы, что кажется мне придется рыть в них нору.
Вдруг всплывает нелепая мысль: я умру сейчас, да?.. Улыбаюсь одними губами: с чего это вдруг? Темнота внутри заметно оживает. Она говорит: ты умрешь, потому что в тебе нет страха смерти, а значит, ты беззащитен. Сейчас ты можешь взлететь в небо или шагнуть в бездну и совсем не удивишься и не испугаешься этому. В тебе нет ничего, кроме меня, темной пустоты понимаешь? Ты уже часть меня здесь, а может быть уже там, за забором, в мешанине из гаражей между холодных стен, похожих на могильные плиты.
Вздрагиваю Чушь, бред! Снег ссыпается с лопаты, и нижний порожек сравнивается с верхним. А черт!.. Уснул в хомуте, да? Греби снег, греби! Все пройдет. И это утро, похожее на ночь, и хмурый день, похожий на вечер и длинная-длинная ночь, спасти от которой может только сон.
Приходит ощущение жажды Нет, пить не хочется сейчас меня просто стошнило бы от воды но жажда так же реальна, как и пустота. Это жажда слов. Человек не может ни о чем не думать.
Я думаю слова: «Все пройдет».
Напираю на лопату: давай, давай!..
Я понимаю только слова: «Все пройдет и это тоже»
Темнота смеется. Все пройдет, Алеша, все Как там в кинокомедии? «Все пройдет, и я тоже пойду». Смешно, да?..
Нет! Уйди, прошу тебя!..
Я поднимаю лопату и переваливаю гору снега за каменные перила. Смешно совсем другое спорить ни о чем с придуманной пустотой и медленно сходить с ума.
Лопата снова врезается в снег. Пустота спрашивает: а почему ни о чем, Алеша? Ведь ты уже боишься, а страх соль пустоты. Понимаешь, глупенький, я, сама по себе не имею вкуса, как не имеет его яд, а значит, я могу заполнить собой все, и ты даже не почувствуешь этого. Неужели ты думаешь, что этому может помешать твоя жалкая молитва, в силу которой ты разучился верить?..
Обрываю мысль. Я рисую слова на темной пустоте: Господи Иисусе Христе и читаю их. Я словно разрываю пальцами черную бумагу, и в ее разрывах светятся буквы: Сыне Божий помилуй меня грешного.
Легче Становится чуть легче, но мне нельзя останавливаться. Нужно работать дальше.
Через двадцать минут порожки очищены. Я сую в рот сигарету и торопливыми, жадными затяжками пытаюсь заглушить никотиновую тоску. Разгоряченное лицо уже не чувствует холода, а желудок не сводят спазмы. Я смотрю на падающий снег. Он стал реже, а ветер чуть тише. Ночь все-таки уходит.
Табачный дым раздражает легкие до кашля. Кашель тяжелый и булькающий, как кипящая смола. Плохо, плохо!.. Мотаю головой. Ладно, успокойся, ты же сам говорил, что все пройдет. Наконец, справляюсь с кашлем, выпрямляюсь и вытираю рот.
Человек так устроен он верит, в то, что, как ему кажется, обязательно будет. Когда будет?.. Потом, позже. А сейчас я стою один в черно-белом и неживом вакууме.
Оглядываюсь по сторонам и думаю о том, что если в пустоте найти точку опоры, она перестает быть пустотой. Дому нужен фундамент, а человеку земля под ногами. Но когда ты остаешься один, ты можешь найти опору только в словах. А что такое слова?.. Они либо бессильный снег, который легко поддается лопате, либо они вдруг превращаются в острые, рвущие плоть гвозди.
Темнота внутри смеется, она пытается что-то сказать, и я обрываю ее болезненным криком:
«Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй меня грешного!»
Я уже не рисую слова на тьме, потому что понимаю, что моя молитва, это только страх Низкий и звериный страх. Желание выжить и вера на животном уровне.
Гашу окурок в снегу, кладу его в полиэтиленовый пакет, а сам пакет сую в карман куртки. Ладно, хватит, заниматься философским самокопанием. Кто я?.. Церковный сторож, а не психолог и уж тем более не психопат. Ты только сторож, Алеша, пусть и простуженный до самого желудка. Ну, температура Ну, переел вчера аспирина, а поэтому и тошнит Ну, выпал снег. Что еще?.. А ничего кроме физической слабости и бардака в голове. Но любой бардак это только отсутствие здравого смысла. Кстати, а особенно глупо то, как ты поймал простуду. Помнишь?.. Ты забыл закрыть форточку, сидел за компьютером и сочинительствовал. Когда жена вошла в комнату, она закричала, что я сошел с ума, и бросилась к окну. Кстати, а что я писал?..