Возросшая враждебность Ватикана
Первое послание к русским состоялось ещё в начале эскалации боёв в Прибалтике: Послание папы Гонория III королям Руси, 17.01.1227 г. Папа утверждает, что чем дольше коснеть в заблуждении, тем больших напастей следует страшиться, и ждет Русь еще более тяжелое несчастье, если не вступить на путь истины. А надо, поддерживая прочный мир с христианами Ливонии и Эстонии, не мешать распространению веры христианской, и тогда не «вызовете негодования божественного апостольского престола, который при желании легко может воздать вам возмездием» [82].
Очень сердито, особенно если вспомнить, что прошло всего 23 года с вероломного, как ни крути, захвата и разгрома Константинополя в 1204 г. А за 3 года до этого письма немецкие рыцари-меченосцы взяли штурмом богатый русский город Юрьев (Тарту) и истребили весь его гарнизон во главе с князем Вячко. Вот как описывает их (крестоносцев) идеологию и практику Жак Ле Гофф [83]: «Реальностью был христианский мир» [84]. Католический, конечно. Т. е. правильный, такой как надо. «Именно применительно к нему средневековый христианин-католик определял и все остальное человечество, и свое место по отношению к другим. И прежде всего по отношению к византийцу» [85]. C 1054 г. византиец считался еретиком. Однако если обвинение в расколе, отступничестве и было важнейшим, западные люди пока ещё не доходили до того, чтобы его определить во всяком случае, назвать. Ведь вопреки теологическим распрям, в частности спору о «филиокве» (ибо византийцы отвергали двоякое исхождение Святого Духа, который, по их мнению, исходил только от Бога-Отца), и особенно вопреки институционному конфликту (ибо константинопольский патриарх отказывался признавать верховенство папы) они тоже были христианами. Только очень неправильными. «Редиски», одним словом, двоечники. На такое «разгильдяйство» восточных европейцев на Западе сначала и внимания особо строгого не обращали, и княжеская молодёжь Руси продолжала вступать в браки с «добрыми католиками» без особых проблем. И никто их не обзывал двоечниками. И католическая молодёжь без страха приезжала к нам. И ведь никто не думал, что едет в страну еретиков и «редисок». Но уже в середине XII в., во время II Крестового похода, епископ Лангрский вдруг громко возопил о взятии Константинополя и побуждал французского короля Людовика VII к громким и идейным заявлениям, что византийцы не являются «христианами на деле, а лишь по имени», что они показали себя виновными в ереси. Этот бредовый антагонизм был результатом отдаления, которое, начиная с IV в., постепенно превратилось в пропасть. Те и другие не понимали больше друг друга, особенно западные люди, из которых даже самые ученые не знали греческого языка [86].
Это непонимание переросло мало-помалу в ненависть, а потом ещё и в зависть. По отношению к грекам латиняне испытывали смесь зависти и презрения, идущего от более или менее подавляемого чувства неполноценности. Латиняне упрекали греков в том, что они манерны, трусливы, непостоянны. Но прежде всего они обвиняли их в богатстве. Это была рефлекторная реакция воинственного и бедного варвара на богатого цивилизованного человека [87]. В 968 г. ломбардец Лиутпранд, епископ Кремонский, посланный германским императором Оттоном I в Константинополь, вернулся оттуда с ненавистью в сердце, порожденной тем, что ему выказали мало знаков внимания. Мало того, какой-то Никифор (императоришко греческий) бросил ему в лицо: «Вы не римляне, а варвары» [88]. И понеслось. Грубые банальные обзывательства переросли в религиозное обвинение, предшествующее схизме: «Все ереси родились и преуспели у вас, а мы, люди Запада, положили им конец и умертвили их». Как по Гоголю. Только не смешно. И последнее унижение: при отъезде византийские таможенники отняли у Лиутпранда пять пурпурных плащей [89], вывоз которых был запрещен, система, непостижимая для варвара, который жил в условиях рудиментарной экономической организации.
Тем более обидно и досадно, когда новгород-киевский варвар Олег и его мужланы-русы имеют здесь всё, что захотят. Только древние русы пользовались после 907 г. огромной привилегией беспошлинно торговать в Константинополе, «не платяче мыта ни в чем же». В договоре же 944 г., подписанном после неудачного похода князя Игоря на Царьград, их права несколько ограничивались запретом закупать дорогие шелковые ткани («паволоки») больше чем на 50 «золотников» византийских монет-солидов. Согласно договору, подписанному в 971 г. в Доростоле великим киевским князем Святославом и византийским императором Иоанном Цимисхием, возобновлялись выгодные поездки купцов-русов в Царьград.
И вот новое оскорбление с Запада: «Эти дряблые, изнеженные люди, с широкими рукавами, с тиарами и тюрбанами на головах, лгуны, скопцы, бездельники, ходят одетые в пурпур, а герои, люди, полные энергии, познавшие войну, проникнутые верой и милосердием, покорные Богу, преисполненные добродетели, нет!» [90] Запад беднее, но организованнее в военно-духовном плане. Византия, наоборот, вступает в упадок. Лучшее войско русы, викинги, тевтоны все сплошь наёмники. Когда в 1203 г., во время IV Крестового похода, западное войско готовилось к взятию Константинополя под официальным предлогом, что император Алексей III является узурпатором, то церковники успокаивали угрызения совести [91] у некоторых светских участников этого предприятия, подчеркивая раскольнический характер византийцев. «Епископы и клирики сообща говорили и полагали, писал хронист Робер де Клари [92], что битва является законной и что можно напасть на них, ибо в старину они повиновались римскому закону, а ныне ему больше не подчиняются. Епископы говорили также, что напасть на них будет не грехом, но, напротив, великим деянием благочестия» [93].