Сэр Ричард Третеридж сидел рядом со мной, попыхивая длинной трубкой, чисто выбритый, добродушный и пышущий здоровьем, в напудренном парике и безукоризненно одетый, как того требовали его положение и ранг. Упоминание моего имени он встретил с некоторой сдержанностью, и хотя она ни в коей мере не повлияла на выражение его благодарности и на искреннее желание быть мне полезным, но все еще чувствовалась в том, как он хмурил брови.
— Джастин Пенрит — из Плимута, насколько я понимаю? — спросил он, едва слуга Хадсон после изрядной нахлобучки покинул зал, где мы сидели за столом. Старика от немедленного увольнения спасло лишь заступничество юного Маддена, чей авторитет в доме, казалось, не уступал временами авторитету сэра Ричарда.
— Он самый, — пришлось ответить.
Я отлично знал, о чем думает сэр Ричард. Отец мой, сперва потеряв состояние на рискованной афере в Южных морях, впоследствии впутался в заговор шотландских якобитов. Он избежал судьбы Дервентуотера и Кенмура, погибнув от пули еще до выступления графа Аргайля 3 . Его смерть и утрата всего нашего состояния послужили причиной того, что моя матушка вскоре последовала за ним.
От семейства Пенритов не осталось ничего, кроме большого и холодного каменного дома на краю пустынного обрывистого склона и меня, единственного их наследника, лишенного поддержки, состояния и привилегий, жалкого студента Оксфорда, без кошелька, без шпаги и без покровителя — словом, без трех китов, на которых только и могло покоиться благосостояние обедневшего рода в царствование Его Милосердного Величества короля Иакова.
— Надеюсь, вы приверженец законного короля? — спросил сэр Ричард с вполне объяснимым сомнением в голосе. — И, конечно, протестант?
— Что касается последнего вопроса, то да, — ответил я. — И отец тоже был протестантом. А что касается первого, то здесь ответить будет посложнее, так как мне до сих пор не представилось благоприятной возможности доказать это. Дело Претендента давно проиграно. Поддержка же его моим отцом, я полагаю, объяснялась скорее некоторой благосклонностью, проявленной к нему по мелочам во Франции, чем личными убеждениями. Ну а относительно короля Иакова — то разве он не внук Иакова Первого? 4 Не вижу причины, почему англичанин не может служить ему с преданностью, и я в том числе. Мой отец полностью оплатил свои заблуждения той пулей, которая убила его.
— Что ж, хорошо сказано, — дружелюбно улыбнулся мне сэр Ричард. — Потому что — заметьте, Пенрит, — некоторые могут посчитать это изменой, но я полагаю, что быть лояльным подданным в первую очередь означает быть хорошим гражданином. Прежде всего надо служить своей стране. Разве англичане были меньшими патриотами при Кромвеле, лорде Протекторе, чем при короле Карле Первом?
«Вполне резонное замечание», — подумал я и до сих пор придерживаюсь того же мнения (хотя, как оказалось впоследствии, эта мысль принадлежала вовсе не сэру Ричарду).
— Тем не менее, — продолжал он, — я просто не знаю, чем вам помочь. Дело проиграно, а пятно осталось. Ваше имя при дворе вызовет больше хмурых гримас, чем приветливых улыбок. К тому же завтра мы уезжаем в имение миссис Мадден, матери этого юного поклонника и моей сестры. Оно расположено неподалеку от Хендона.
— Есть очень простое решение, дядюшка, — вмешался молодой Мадден. — Вы часто сетовали на отсутствие у меня домашнего учителя. Так вот он здесь, перед вами. Самому Господу Богу угодно, чтобы я предложил ему эту должность в качестве вознаграждения!
В голосе его послышались капризные нотки, и я, уловив смысл его предложения, отчетливо представил себе, что должность наставника Фрэнка Маддена будет далеко не синекурой.
— Я бы охотно занимался с ним, — продолжал хромой юноша с поразившей меня милой доброжелательностью.