Правда, Олвин уже начал демонстрировать какие-то эксцентричные вещи, которые впоследствии могли бы потребовать коррекции. Он не принимал в должной мере участия в необыкновенно сложной социальной жизни города и в фантастических затеях своих товарищей. Он не высказывал большого интереса к горным высотам полета мысли — впрочем, в его возрасте это едва ли было чем-то необычным. Эти черточки характера мальчика не слишком тревожили Джизирака. От Неповторимого вполне можно было ожидать именно такого поведения, а в должный срок Олвин, конечно же, воспримет существующий в городе образ жизни.
— Проблема, волнующая тебя, очень стара, — говаривал Джизирак Олвину. — Но ты удивишься, узнав, какое множество людей принимает этот мир как нечто само собой разумеющееся и до такой степени, что проблема эта не только никогда не тревожит их, но и в голову-то им не приходит! Верно, было время — человечество занимало пространство бесконечно большее, чем этот город. Отчасти ты знаком с тем, чем была Земля до тех пор, пока не восторжествовала пустыня и не исчезли океаны. Видеозаписи, которые ты так любишь, — они из самых ранних, какие только есть в нашем распоряжении. Они — единственные, на которых Земля запечатлена в том виде, в каком она была до появления Пришельцев. Не могу себе представить, чтобы эти записи оказались известны заметному кругу людей. Ведь безграничные открытые пространства — суть нечто для нас невыносимое и непостижимое…
Но, разумеется, наша Земля была лишь ничтожной песчинкой Галактического Сообщества. Какие они из себя, черные пространства между звездами, — это кошмар, который ни один человек в здравом уме не станет даже и пытаться себе вообразить. Наши предки впервые покорили эти пространства на заре истории, И они снова пересекли Межзвездную пропасть — в самый последний раз, когда Пришельцы отбросили их обратно на Землю.
Легенда повествует о том, что мы заключили с Пришельцами некий договор. Они могли забирать себе Вселенную, коль она так уж сильно была им нужна, а мы удовольствовались миром, в котором родились. Мы соблюдали этот договор, предав забвению честолюбивые устремления своего детства. Люди, построившие этот город, создавшие общество, населяющее его, безраздельно повелевали силами человеческого разума. Они поместили внутри стен города все, что могло бы когда-либо понадобиться землянам, после чего постарались, чтобы мы никогда не покинули пределов Диаспара.
О, физические препятствия — они наименее существенны. Кто его знает, возможно, и есть пути, которые ведут за пределы города, но я не думаю, что по ним можно уйти далеко, даже если ты их и обнаружишь. Но пусть тебе и удастся эта попытка — что толку? Твое тело не сможет долго продержаться в пустыне, где город уже будет не в состоянии защищать и кормить тебя.
…В Диаспаре никто никогда не спешил, и даже Олвин редко нарушал это правило. Он тщательно осмысливал свою проблему на протяжении нескольких недель и тратил бездну времени в поисках ранних записей, в Памяти города.
Их обнаружилось совсем немного. Было принято считать, хотя и никто не знал — почему, что где-то в промежутке между появлением Пришельцев и основанием Диаспара все воспоминания о тех примитивных временах были утрачены. Стирание общественной памяти было настолько полным, что невозможно было поверить, будто такое могло произойти благодаря какой-то случайности. Все, что было до Диаспара, называлось просто — Века Рассвета. В этой непостижимой временной пропасти буквально бок о бок существовали первобытные люди, только-только начавшие пользоваться огнем, и те, кто впервые высвободил атомную энергию; тот, кто первым выжег, выдолбил каноэ, воспользовавшись цельным стволом дерева, и тот, кто первым же устремился к звездам…
…Эту прогулку Олвин вознамерился было совершить, как и прежде, в одиночестве, однако уединиться в Диаспаре можно было далеко не всегда. Едва он вышел из комнаты, как встретил Алистру. В первое мгновение Олвин испытал раздражение — встреча напомнила ему о страстях, которые его больше не испепеляли. Но почти тотчас раздражение бесследно исчезло. Не существовало ровно никаких причин, по которым Алистра не должна была бы идти с ним, коли уж ей так этого хотелось.
Пока экспресс-тротуар выносил их за пределы наполненного людьми центра города, Алистра — что было как-то необычно — не задавала никаких вопросов. Вместе они добрались до центральной, самой скоростной линии, не удосужившись и взгляда бросить на чудеса, расстилавшиеся у них под ногами. Инженер мира древности сошел бы с ума, пытаясь, к примеру, уразуметь, каким образом покрытие тротуара может быть неподвижно по краям, а ближе к середине двигаться со все увеличивающейся скоростью. Но для Олвина и Алистры существование вещества, обладающего свойствами твердого тела в одном направлении и жидкости — в другом, казалось совершенно естественным.
По мере того, как молодые люди выбрались из центра города к его окраине, число встречных на улице мало-помалу уменьшалось, и, когда тротуар плавно остановился у очень длинной платформы, сложенной из яркого мрамора, вокруг уже не было ни одной живой души. Они пересекли застывший водоворот, в котором очень уж странная субстракция струящегося тротуара возвращалась к истоку, и остановились перед стеной, пронизанной порталами ярко освещенных туннелей. Олвин без колебаний выбрал один из них и вступил в него. Алистра следовала за ним по пятам. Перистальтическое поле тотчас подхватило их и понесло, а они, откинувшись ни на что, — удобно полулежали и разглядывали окружающее.