Однажды утром, в середине января, месяцев через пять после черного для России 17 августа 1998 года, в студии Томаса раздался телефонный звонок. Секретарша Краба на своем изысканном эстонском сообщила господину Ребане, что его срочно хочет видеть господин Анвельт. Краб принял Томаса в своем солидном кабинете, в котором все было изощренно-изысканно, кроме самого хозяина. Он рыхлой квашней лежал в черном офисном кресле, утопив плоскую голову в квадратные плечи, посверкивал маленькими злыми глазками, как из норки. Красное крабье лицо его выражало раздражение человека, который вынужден отвлекаться от серьезной работы на сущую ерунду. При этом он словно бы удивлялся себе — тому, что все-таки отвлекается.
На этот раз не было ни дружеских объятий, ни «Джонни Уокера». Краб сразу перешел к делу:
— Бабки есть?
— Какие у меня бабки! — уклончиво ответил Томас. — Это у тебя бабки, а у меня — так, семечки.
— Сколько?
— Ну, штук несколько, может, и наскребу.
— Сколько? — повторил Краб.
— Ну, около десяти.
В заначке у Томаса было почти одиннадцать тысяч долларов, но он решил, что негоже кичиться своим богатством, скромней нужно быть, скромней.
— Мало, — заключил Краб. — Нужно сорок. Можешь достать?
Томас только руками развел:
— Где?! Да и зачем?
Краб объяснил:
— Предлагают партию компьютеров. Сто штук. «Пентиумы». Потроха японские, сборка минская. Отдают по четыреста баксов за штуку. Я у тебя заберу по шестьсот. Вник? Твой навар — двадцатник чистыми.
— А твой? — спросил Томас. Он не разбирался в компью-терах, но знал, что «пентиумы» — это какие-то новые процессоры и в магазинах они уходят не меньше чем по тысяче долларов.
— Мои дела, — отрезал Краб. — Только лететь в Минск нужно сегодня же. Дело горящее. Самолет через два часа. Белорусская таможня и транспорт — за их счет, фуру дадут. На нашей таможне тебя встретит мой начальник охраны. У него там все схвачено. Получишь, все проверишь, привезешь, сдашь мне. Расчет налом. Ты платишь им, я тебе.
— Почему бы тебе самому не взять процессоры и не получить весь навар? — поинтересовался Томас.
Краб отмахнулся:
— Только и дел у меня, что этой мелочевкой заниматься.
— Однако же занимаешься.
— Недоделанный ты, Фитиль. Полжизни прожил, а самого главного так и не понял. От бабок нельзя отказываться. Ни от каких. Один раз откажешься, а потом они от тебя откажутся. Шанс я тебе даю. Не хочешь — найду кому предложить.
При этом он продолжал смотреть на Томаса выжидающе и словно бы с каким-то любопытством, как смотрят на хорошо знакомого человека, в котором вдруг выявилось что-то новое, ранее неизвестное, странное.
Томас не обратил внимания на его взгляд. Он обдумывал замечание Краба о том, что от бабок нельзя отказываться. Вообще-то он и сам никогда от них не отказывался, но мысль показалась ему глубокой и не лишенной философского содержания.
— Думай быстрей, время! — напомнил Краб.
— Но... Нет у меня тридцати штук. И взять негде. Десять найду. Все.
— Черт с тобой, — решился Краб. — Так и быть, дам тебе тридцатник. Под твою хату. На три дня. Под десять процентов. За три дня управишься.
— Залог оформлять — дело небыстрое, — заметил Томас.
— Напишешь расписку. Нет времени. Рожай, рожай! — раздраженно поторопил Краб.
Томасу бы внимательно посмотреть на Краба, попытаться понять, отчего это он так раздражается и даже злобится на старого приятеля, которому делает доброе дело. Но в голове у Томаса плясали цифры.
Навар — двадцать штук. Минус десять процентов от тридцати штук — три. Чистых — семнадцать тысяч баксов. На них машину можно сменить, прибарахлиться, обновить мебель в студии. Можно даже купить небольшой каютный катерок и катать на нем по живописному Финскому заливу дам. Западных — для дела, своих — для удовольствия.