— Вы имеете в виду историю с компьютерами? — предположила она. — Я слышала о ней. Хотите узнать у меня, кто вас подставил?
— Это я и сам знаю. Краб. Но не знаю зачем. И чем больше думаю, тем меньше понимаю. Не те бабки, чтобы городить такую сложную схему. Сами прикиньте: договориться с минчанами, купить сто нормальных «пентиумов», сделать сто муляжей, найти две совершенно одинаковые фуры, все рассчитать. А сколько людей им пришлось задействовать? Нет, тут что-то не то. У меня такое ощущение, что меня обложили. И обкладывали серьезно. Кто? Зачем? Не могу понять. Зачем в это дело ввязался Краб? Ничего не понимаю!
— Вы сообразительны, — одобрительно кивнула Роза Марковна. — Я отметила это еще при первой нашей встрече. Думаю, Крабу приказали.
— Кто?
— Тот, кто мог ему приказать. Вы, вероятно, сами поняли, что он — фигура несамостоятельная. И сделали правильный вывод: для него это не те деньги, чтобы так поступать со старым приятелем, который однажды спас его от тюрьмы. Его нравственность определяется нормой прибыли. Призн?аем это его положительной чертой, хотя в целом он не относится к людям, вызывающим уважение.
— Почему же вы работаете у него? — поинтересовался Томас.
— На мне большая семья. Парализованная тетка, она меня вырастила, две ее дочери, у них дети. А Краб — он не намного отличается от новых хозяев жизни. Разница между ними такая незначительная, что ею можно пренебречь.
— А свои дети у вас есть?
— Нет, — довольно резко ответила Роза Марковна. — И не спрашивайте почему. Давайте вернемся к вашим проблемам.
— Кто мог приказать Крабу? — спросил Томас.
— Точно не знаю. Могу только догадываться. Но своими догадками с вами не поделюсь. Чем меньше вы знаете о них, тем лучше для вас.
— Но зачем? Зачем?! — завопил Томас. — Кому я нужен?! Кому я помешал?!
— А вот об этом у меня нет ни малейшего представления, — ответила Роза Марковна. — Помешать вы вроде бы никому не могли. А кому вы нужны? И зачем? Нет, не знаю. Вы хотите, чтобы я замолвила за вас перед Крабом словечко? Я могу это сделать. Но ничего из этого не выйдет. Можете мне поверить, я знаю, что говорю. Это не его дела.
— Не надо за меня просить, — устало отмахнулся Томас. — Я и сам понимаю, что дело не в Крабе. Я хотел спросить вас совсем о другом. Кто такой полковник Альфонс Ребане? В первую нашу встречу вы спрашивали, не родственник ли он мне.
— Вы ответили: нет, — напомнила Роза Марковна.
— Так оно и есть, — подтвердил Томас.
— Почему же спрашиваете об этом снова?
— Мне сказали, что он мой дед.
Роза Марковна насторожилась:
— Вот как — дед? Кто сказал?
— Какой-то валуй в штатском. Юрген Янсен. Разрешил называть себя Юрием Яновичем. По всему — «контора». И квартира была — в обычном доме, но такая, казенная. Явочная. Или как там у них — конспиративная.
— Юрген Янсен? — переспросила Роза Марковна. — Не хотела бы я иметь с ним никаких общих дел. И он встречался с вами на конспиративной квартире?
— Ну да.
— Это заставляет задуматься. Вы — не его уровень. Если он снизошел до встречи с вами, это означает только одно: важность дела. Даже, пожалуй, чрезвычайную важность.
— Да кто он такой?
— Вы правильно сказали: «контора». В советские времена был полковником КГБ, курировал эстонскую госбезопасность по линии ЦК. Сейчас — член политсовета и оргсекретарь Национально-патриотического союза. Финансы, служба безопасности, стратегическое планирование. Де-юре второй человек в союзе. А по влиянию первый.
— Кагэбэшник у национал-патриотов? — удивился Томас. — Как он у них оказался? Их же отовсюду мели.
— Как видите, оказался. Помните большой процесс над молодыми эстонскими националистами? Впрочем, вряд ли вы о нем знаете, у вас был другой круг общения.