32-летний школьный учитель "поручил" Председателю КГБ! Неужели в Сибири еще можно сохранить
такую моральную девственность? Или это тоже отличительная черта нового поколения? Впрочем, разве не сказано в "Положении о Трибунале", что ВСЕ
партийные органы обязаны оказывать ему помощь в работе?
— Что сказал вам товарищ Митрохин? — без всякой улыбки спросил Кольцов.
— Пока ничего. Но у него есть еще неделя, — ответил Ясногоров.
— Вы что — дали ему срок?! — все-таки не выдержал Кольцов. Даже он, Кольцов, не рисковал назначать сроки Павлу Митрохину — члену
Политбюро, Председателю КГБ и любимчику Горячева.
— Нет, — сказал Ясногоров. — Просто я сказал товарищу Митрохину, что Трибунал не может ждать вечно и, если в течение двух недель у КГБ не
будет данных о заговоре или иностранной акции, мы будем исходить из того, что Батурин действовал в одиночку. Одна неделя уже прошла.
— Понятно. Хорошо! — Кольцов двумя руками уперся в край своего стола и чуть откатился на кресле, откинулся в нем и вытянул ноги. Так он
всегда готовил себя к тому, что он называл "взять быка за рога". Тут был как раз такой случай. Молодой бычок с огромными базедовыми глазами
должен вернуться в Трибунал и выполнить ту работу, которая нужна ему, Кольцову. — Для того чтобы оградить Трибунал от какого-либо нажима, мы
сейчас, в течение получаса вывезем вас и всех остальных членов Трибунала на подмосковную дачу ЦК. Там у вас не будет ни радио, ни газет, ни
телевизора до тех пор, пока вы не вынесете приговор. То есть вы будете отрезаны от любого давления извне. Согласны?
Ясногоров наклонил голову к левому плечу и рассматривал теперь Кольцова чуть сбоку и снизу вверх, явно обдумывая, какой тут может быть
подвох.
— Безусловно, все материалы, всех свидетелей и обвиняемого вам будут доставлять по первому вашему требованию,.-— добавил Кольцов.
— Но ведь речь Батурина уже опубликована! — наконец, сказал Ясногоров.
— Виновные в этом понесут наказание, — с лукавой готовностью отпарировал Кольцов.
— То есть... То есть — как??! — изумился Ясногоров. — Разве это не Горячев приказал напечатать?
— Он. Но без ведома Секретариата ЦК. И мы это обсудим на Политбюро. Конечно, когда товарищ Горячев выздоровеет. Вы напишите официальный
протест от имени Трибунала.
— Я ... я не к этому стремился... — смешался Ясногоров. — Вы... вы хотите сказать, что на Политбюро вы... вы можете обсуждать приказы
самого Горячева?!
— А почему же нет? Вы знаете, чей это был кабинет? Жданова и Суслова. Если теперь вы можете говорить здесь все, что вы только что
наговорили, то почему я не могу говорить все, что думаю, на заседании Политбюро? Или только вы смелые — молодые?
— Нет, я этого не сказал... — задумчиво произнес Ясногоров и уже по-иному, с каким-то новым вниманием посмотрел на Кольцова. — Неужели?...
И вы считаете, что все, что я вам только что сказал, мы сможем изложить в Приговоре?
— Не только сможете, но обязаны! Если, конечно, члены Трибунала разделяют вашу позицию. Или если у вас хватит эрудиции убедить их.